Следовать новым курсом - Борис Батыршин Страница 79

Санкт-Петербург …апреля 1879 г.

Апрельское солнце весело искрилось на подтаявшем льду и слежавшихся обросших жёсткой коркой, сугробах. Оковы долгой зимы трещали по швам – льдины медленно, трудно двигались, с громким треском крошась, шурша трущимися краями, наползая друг на друга, вставая дыбом у гранитных быков Николаевского моста. Публика, толпящаяся у перил, кричала, приветствуя отчаянных молодых людей, демонстрировавших свою лихость, перепрыгивая с одной льдины на другую. Вот один из удальцов оскользнулся и полетел в чёрную воду, вызвав испуганный вздох толпы – но тут же вскарабкался на льдину и победно замахал мокрым картузом. Ему дружно аплодировали с моста.

– Мир с Англией заключён!

– Слава Государю-Императору Александру Победоносному!

– Мир с Англией!..

Серёжа поймал за плечо пробегающего мальчишку с полотняной сумкой, из которой топорщились свёрнутые газеты.

– Петербургские ведомости!

– Три копейки, барин!

Сорванец сверкнул ослепительной улыбкой, разглядев кресты под распахнутой морской шинелью – кроваво-красный Владимир с мечами и белый эмалевый Георгий. Венечка кинул пятак – мальчишка подхватил его на лету.

– Копейку уступим герою моря-окияну!

– Беги уже… – Венечка легонько подтолкнул разносчика в плечо, и тот умчался, размахивая над головой пачкой газет. – Ну, там пишут?

– Правительство Гладстона признало Суцкий консорциум. – прочёл Остелецкий. – Как будто им оставалось что-то ещё, после того, как лорд Дизраэли ушёл в отставку…

Говорят, он пытался покончить с собой? – осведомился Греве.

Авторитет Остелецкого в дипломатических делах с недавних пор признавался ими безоговорочно.

– Как же-с!… – скептически хмыкнул Венечка. – Чтобы старый лис руки на себя наложил? Да ни в жисть! Уедет в имение и примется писать мемуары. А рассказать ему есть чего, уж поверьте…

…да уж не меньше, чем тому, что имел дело с архивом канцлера Бисмарка…

…а ты-то чему радуешься? Сам, небось, и одним глазом не заглянул?..

– Ты теперь куда? – осведомился Казанков, складывая газету – пополам и ещё раз пополам.

Троица бывших мичманов встретилась в Петербурге два дня назад – в коридорах Адмиралтейства, куда каждый зашёл по своим надобностям. Встретились, обнялись, гулко похлопали друг друга по спинам, и назначили рандеву – здесь, на Английской набережной, возле Николаевского моста.

– В Порт-Саид. – отозвался Венечка. – Там будет теперь наше постоянное консульство, и я приписан к нему в качестве советника по морским делам.

Греве состроил сочувственную физиономию.

– Собираешься, как говорят наши британские недруги, «проглотить якорь»?

– Да, решил попробовать себя на дипломатическом поприще. Буду по выходным кататься на пароходике и завидовать вам, мореманам…

…дипломатическую, говоришь? Расскажи это Бёртону… …отстань, а? Можно хоть сейчас не портить?..

…ах, какие мы деликатные и чувствительные…

– К сожалению, это теперь не про меня. – грустно отозвался барон. Греве. Как обычно, ни он, ни Серёжа Казанков, не придали значения краткой заминке товарища. – Ну какой из меня моряк вот с этим?

И он продемонстрировал чёрный, затянутый в кожу протез, высовывающийся из левого рукава шинели.

– А ты поступи по примеру покойного супруга своей зазнобы. – посоветовал Серёжа. – Не зря же он из «Луизы-Марии» сделал чуть ли не яхту? Будешь ходить в инспекционные рейсы, проверять, как обстоят дела на пароходных линиях фирмы.

Барон уже успел поведать друзьям о своих матримониальных планах, и даже прочёл несколько строк из восторженного письма Камиллы. Бельгийская судовладелица, узнав, что он вышел-таки в отставку и собирается её навестить, была сама не своя от восторга и строила грандиозные планы. Например – представить будущего супруга бельгийскому королю Леопольду II-му.

– А что, и попробую. – легко согласился барон. – Война окончилась, и ни один, даже самый строгий судия не скажет, что я не до конца выполнил свой долг. Сидеть, перебирать бумажки под шпицем – благодарю покорно-с… Почему бы, и правда, не попробовать себя на коммерческом поприще? Тем более, вдова необыкновенно хороша и собой и…хм… искушена в делах иного рода. Детей от первого мужа у неё нет, тридцать лет – не такой уж и возраст. Надеюсь, у нас ещё пойдут маленькие баронята Греве…

Венечка постарался скрыть усмешку: размечтавшийся однокашник чрезвычайно напомнил ему Портоса из бессмертного творения Дюма-отца – когда тот рассуждал о своих видах на госпожу Кокнар.

…а сам-то ты, в таком случае, кто? Арамис?