Дети Бога - Мэри Д. Расселл Страница 76

— Воняет, точно стая бенханджаранов, — проворчал Супаари, кривя от гадливости лицо, когда Джалао растерла мазь по его шерсти.

Глядя, как София макает в банку свою маленькую кисть, он пояснил:

— Даже если джана'атские патрульные учуют при красном свете наш запах, на следующее утро они двинутся против ветра и постараются уйти как можно дальше.

Наставив уши вперед, он оглядел четверых руна:

— Кое-кто интересуется, как долго ваш народ пользуется этим трюком?

Канчей издал негромкий, пыхтящий смешок и посмотрел на Софию. Она улыбнулась в ответ, жалея, что у нее нет хвоста, который можно было бы уронить на грунт, и сказала:

— Джанада подобны призракам. Их можно дурачить.

Супаари фыркнул, не купившись на подначку.

Они подождали, причем мурлыканье Ха'аналы и монотонное бормотание Исаака словно подчеркивали молчание взрослых, — пока Супаари не объявил, что он слеп точно грязь, а это значило, что любой другой джана'ата тоже не сможет ничего увидеть. Тогда они выступили; спотыкающийся Супаари ощущал себя неуютно, но безропотно подчинялся рукам, ведущим его к краю леса, с помощью носа и ушей пытаясь извлечь как можно больше информации из запахов и звуков.

Они планировали скрытное продвижение, рассчитывая, что будут пробираться невидимыми в красном свете, а их запахи нельзя будет различить за вонью мази, приготовленной Джалао. Они забыли о безбрежном обжигающем небе меньшего из солнц Ракхата. Но когда маленький отряд выступил из-под привычного сине-зеленого полога леса, Исаак Мендес Квинн увидел не небеса, но свод раскаленной докрасна преисподней.

Сверкающие ленты неистово-малиновых облаков словно обрушились на него, весь этот огромный ландшафт, кроваво-красный и багровый, едва его не раздавил — панорама равнины, начинавшаяся сразу за его ладонями, маленькими, слабыми, вскинутыми, чтобы отразить удар. Он пронзительно закричал, на миг умолк, но снова завопил от неизбывного ужаса, и лес взорвался хлопаньем крыльев, визгом, рычанием и треском зарослей, расступавшихся перед убегающим зверьем. Шум повсюду: Ха'анала плачет, руна голосят, Супаари яростно орет: «Что случилось? Что такое?» Все красное: земля, воздух — за его ладонями, снаружи глаз, закрытых изо всех сил…

Под этим чудовищным небом Исаака отыскал голос матери. Каким-то образом в бушевавшем вокруг хаосе он услышал низкие, хриплые ноты Ш'ма: мягкие-мягкие, снова и снова, не настойчивые, но стойкие. Не бессмыленный гвалт, но упорядоченное, предсказуемое, священное прибежище музыки — куда можно было двигаться без риска, путь наружу из этой дикости.

Долгое время Исааку не удавалось туда попасть, но по мере того, как он выдыхался, его крики делались реже и тише, превращаясь в длинные всхлипы. Наконец, стоя коленями на сырой земле и обхватив голову руками, Иссак закачался в ритме материнского голоса и отыскал свой путь к этой музыке: к спасению.

Затем он заснул, обессиленный, не зная, что взрослые, чьи планы рассыпались в прах, еще долго не смогут спать.

— Ладно, — устало сказала София, когда на рассвете Супаари проснулся. — Мы решили пока оставить детей тут. Тебе, Сичу-Лану и Тин-бару лучше побыть с ними. Канчей, Джалао и я отправимся к катеру без вас. Я проверила запасы топлива и смогу прилететь за тобой, детьми и товарами, не опасаясь, что его не хватит для возвращения на корабль. Исаака перенесем в самолет спящим. Когда он проснется, мы уже будем на борту «Магеллана». Ты понял?

— Я иду с тобой.

— О боже, Супаари, мы спорили всю ночь. Было решено…

— Я иду с тобой, — настойчиво повторил он.

Мужчины-руна уже начали раскачиваться. София бросила взгляд на Джалао, явно уставшую, но, как и София, полную решимости удержать мужчин от паники.

— Сипадж, Супаари. Ты — это дополнительный риск, — твердо сказала София. — Ты будешь нас задерживать…

— Мы будем путешествовать при полном свете. Доберемся вдвое быстрей, к тому же нам не придется вонять бенханджаранами…

— Сипадж, Супаари, ты сумасшедший? — Она повернулась к Джалао, безмолвно взывая о помощи. — Если патруль нас увидит…

— За меня и любого чужеземца объявлена премия, — напомнил Супаари на английском и тоже повернулся к Джалао. — Кое-кто думает: эти руна доставляют преступников властям.

— А когда такой патруль встретит нас-а-также-вас? Они возьмут всех под стражу, — сказала Джалао, чьи налитые кровью глаза сохраняли спокойствие.

— Тогда мы-а-также-вы убьем их во время сна.

— Супаари! — выдохнула София, но не дожидаясь, пока выскажутся остальные, Джалао сказала:

— Да будет так. Отдыхаем до второго восхода. Затем выступаем.

Равнины были пустынны, и поначалу казалось, что их опасения и предосторожности напрасны. За два дня они никого не встретили. Никто не окликал и не приветствовал их, и Супаари мог бы уже не беспокоиться, но тревога не уходила. «Какое странное небо», — думал он, опустив заплечную корзину и сидя на земле, пока руна рыскали вокруг в поисках корма. Свет был тусклым, и Супаари не мог понять отчего. «Вулкан?» — предположил он.

— Супаари? — Он повернулся и увидел Софию, грызшую корень бетрина. Она стала такой коричневой! Его подводят глаза или София и впрямь потемнела? Не уверенный в своих ощущениях, Супаари указал на небо.

— Как тебе небо? — спросил он.

София нахмурилась.

— Оно… какое-то странное. Солнца взошли, но все равно темновато.

«Почти пять лет я прожила в лесу», — подумала она, вспоминая солнечный свет, пробивавшийся сквозь густую листву.

— Я не помню, как должно выглядеть небо!

— Сипадж, Джалао, — негромко позвал Супаари.

— Та выпрямилась, прекратив обрывать листья с куста мел-фруита.

— С небом что-то не так.

Джалао молча направилась к ним. София фыркнула.

— Ты говоришь, как Исаак, — сказала она, но посерьезнела, увидев лицо рунао.

— Цвет неправильный, — озабоченно подтвердила та. Супаари поднялся и, встав лицом к ветру, выдохнул через рот, опустошив легкие, затем через ноздри сделал длинный вдох; бриз дул слишком сильно, чтобы можно было различить дымный шлейф, но он надеялся выловить из воздуха хоть какой-то намек. Джалао внимательно за ним наблюдала.

— Серой не пахнет, — сообщил он. — Это не вулкан.

— Плохо, — прошептала Джалао, не желая пугать Канчея, подходившего с охапкой листьев триджата. София спросила:

— Что случилось?

— Ничего, — ответила Джалао, со значением глянув на Канчея, которому и без того хватало проблем в последние несколько дней.

Но Супаари тихо сказал:

— Утром узнаем.

В неподвижном воздухе, озаренном косыми лучами первого рассвета, проступила пелена дыма — его многочисленные столбы вздымались и срастались в небе, как восходят стволы хампий-дерева, чтобы сплестись ветвями в кроне. Пока отряд двигался с подветренной стороны от ближних деревень, даже София чуяла запах гари, проникавший сквозь вонь мази, которой все еще пахли ее волосы.