Ротмистр - Евгений Акуленко Страница 75

Возница вскоре свернул с большака, как и обещал. Точнее, поворотила к дому лошадка, настороженно покосившись рыжим глазом на хозяина. Тот на происходящее вообще никак не реагировал, поскольку "снедал" в трактире все больше водочкой, к еде едва притрагиваясь. А вот Шеат, пользуясь возможностью, подзакусил. Тарелку жиденьких щей налил трактирщик, так, задарма – не стал брать копейку с калеки, а недоеденную пшенную кашу оставил возница Шеат спрыгнул с телеги, зашвырнул в кусты неудобные, колом вставшие валенки, и двинулся вдоль дороги легким пружинящим шагом. Путь его лежал навстречу большим городам, туда, где легче ассимилироваться, затеряться в толпе, где Шеат наделся отыскать следы какой-нибудь местной промышленности и науки, вещей, без которых ни один скаут свою миссию выполнить не мог. Стемнело. Заморосил холодный осенний дождик. Убедившись, что его никто не видит, Шеат перешел на бег, не потому, что спешил, а потому что просто наскучило тащиться по хлюпающей колее. Чтобы не оставлять на раскисшей земле следов, он бежал вдоль дороги, перелесками и лесами. А то поедет завтра по утру какой-нибудь ямщик, да и станет гадать, кто же это отмахал сорок верст ночью, босым, не останавливаясь ни разу на отдых, и даже не переходя на шаг. Толки начнутся, пересуды. Глядишь, и разбирательство какое учинят местные жители, а скаутам, оно, такое внимание, ни к чему. Различая в кромешной темноте мельчайшие детали, Шеат бесшумной тенью скользил сквозь заросли, минуя завалы, обходя болотца и овраги. Некоторое время его преследовала стайка волков, Шеат слышал их настороженную поступь, чувствовал спиной горящие взгляды. Пытался, если позволял рельеф, оторваться от погони, но всякий раз с завидной настойчивостью хищники сокращали расстояние. В конце концов, такая компания Шеата стала раздражать. Выгадав момент, он сделал молниеносный рывок в сторону, и, обойдя преследователей сзади, со звериным рыком ворвался в стайку, на миг потерявшую след. Заскулив от неожиданности, поджав в испуге хвосты, псы сыпанули из-под ног. Оправившись от неожиданности, побрехали вдогонку, но преследовать не отважились, отправились на поиски более легкой добычи. Под утро Шеат вышел к небольшому хуторку, за которым всего в нескольких верстах, невидимое, но четко ощущаемое, лежало поселение побольше. Вступить туда Шеат решил с рассветом – так внимания меньше ночному гостю. Облюбовав крайнюю избу, он вскарабкался на поверх, где на куче сена позволил себе поспать до первого крика петуха, угнездившегося этажом ниже на жердочке, в компании несушек.

— …Мил человек, купи сапоги! Гляди, твой размер! Уступлю за пару целковых!

Шеат жалел, что выбросил валенки, какая-никакая обувка, а так местные сапожники проходу не давали, завидев босого. "Я немой. Я калека", вещал Шеат в пространство и старательно горбился.

Грязный, с налипшим на мокрый зипун сенным сором, в штанах, разъехавшихся в паху от долгого бега, он и так производил недвусмысленное впечатление бродяги. Жизнь вокруг била ключом. На ярмарочную площадь высыпал весь городок от мала до велика, съехались жители окрестных деревень. Торговали чем можно, кто в рядах, кто с подвод, кто вразнос. Горланили зазывалы, заманивая покупателей в богатые лавки. Давал представление заезжий балаган, на показ водили медведя на цепочке. Рискуя сломать себе шею, ковыляли на высоченных ходулях ряженые скоморохи. Требовательно громыхали мелочью в медных кружках монахи в черных рясах, просили подать. Им вторил стотысячным эхом звонницы белокаменный храм при монастыре.

Шеат с легкостью ориентировался в этом разноцветном людском море. Потолкавшись в толпе, он знал, сколько вокруг околоточных надзирателей. Мог с уверенностью сказать, что вон тот простовато одетый мужчина явился сюда не за покупками, это шпик или соглядатай, несущий свою службу. Что двое улыбчивых парней поодаль перешептываются отнюдь не о румяных молодухах, а о том, как половчее стянуть кошель у пузатого горожанина. И в то время как субтильного вида типчик придирчиво щупает штуку ситца, отвлекая продавца, его товарка проворно наматывает на локоть расписной платок с прилавка. Но все это Шеат фиксировал попутно, краем глаза, объектом его пристального изучения являлись товары промышленного изготовления: разнокалиберные чугунки, черпаки, кастрюли, чайники, ведра, обернутые промасленной бумагой лопаты, косы и пилы, плуги, обмазанные салом, и, как верх, прогресса, керосиновые лампы со стеклянными колбами. Здесь знали выплавку стали, умели дуть стекло, пользовались огнестрельным оружием, печатали книги. Неплохо, но бесконечно мало для достижения его, Шеата, цели. Требуемый уровень технологии, при самых оптимистичных прогнозах, будет достигнут лет через сто – сто пятьдесят. Шеат гляделся в блестящие бокастые самовары и внутренне мирился с мыслью, что проведет на этой планете остаток жизни. Как он будет выглядеть через полтора века? Вмешательство рассудка на сей раз было ободряющим, даже с некоторыми нотками эйфории. То, ради чего Шеат появился на свет, к чему так долго и так тяжело готовился, становилось не просто гипотетически достижимым, а вполне осязаемым. К тому же, со своими способностями, с необоримым превосходством над местными жителями, Шеат проживет здесь так, как только захочет, как только ему вздумается. Не этого ли жаждет каждый человек? "Да! Пожалуй, я – счастливчик!", — заключил Шеат и переступил в грязи босыми ногами. Первое, что предстояло сделать – это разжиться деньгами. Объектом охоты Шеат избрал одного из румяных карманников, к тому времени уже удачно завладевшего чужим кошелем. Тот вряд ли станет поднимать шум в случае чего.

Парень терся в самой гуще народа, у циркового балагана. Шеат решил действовать примитивно просто. Протолкался к своей жертве, и, развернувшись лицом к лицу, молниеносно, без размаха ткнул карманнику в низ груди. Тот разом выдохнул весь воздух, выпучил глаза и попытался завалиться на бок, но остался стоять, подпираемый со всех сторон людскими телами. Шеат деловито обшарил неудачливого воришку, изъял туго набитый кожаный мешочек, упрятанный за пазуху, и растворился в толпе прежде, чем кто-либо что-либо понял. На все про все у него ушло несколько секунд. Некоторое время Шеат изучал разнокалиберные кругляши с оттиском странной двуглавой птицы. Потолкавшись меж рядов, примечая, кто какими монетами расплачивается, он составил представление о номинале каждой денежки. А заодно и о примерной стоимости вещей. Со всем тщанием Шеат рассматривал сезонную одежку, чтобы по незнанию не напялить женскую либо слишком дорогую вещь, не нарушить общепринятых традиций. Покупки Шеат решил совершать не раскрывая рта: понимал он уже почти все, но разговаривать еще не решался. Сначала Шеат решил справить обувку. Что-нибудь попроще, ибо нищенствующий побирушка, приобретающий хромовые сапоги, сразу же обратит на себя излишнее внимание. С поклоном, на сложенной лодочкой ладони протянул Шеат монетку, явно для покупки недостаточную. Лапотник скривился, но махнул рукой, бери, мол, дядя.

Что с тебя взять, с калеки горемычного? Безошибочно подобрал пару по ноге, выдал подвязки да портянки из грубой холстины. Штаны и рубаху Шеат присмотрел попросторнее, чтобы не сковывали движений. Шапку взял заячью с ушами – скрыть свой колючий ежик. Тесный зипун с рукавами, доходящими до локтя, Шеат украдкой пристроил под чью-то телегу. Сам обзавелся вполне приличным армячишкой из овечьей шерсти. Шеат расправил плечи, приосанился, теперь он походил на доброго горожанина, не богатого, но и не бедствующего. Что-то неуловимо переменилось в его взгляде и поступи, вряд ли кто-нибудь признает в нем давешнего бродяжку.