Цена империи. Чистилище - Влад Тарханов Страница 72

Великий князь Михаил Николаевич

Проснувшись, я понял, что что-то произошло. Но сразу не сообразил… А как тут думать начнешь, когда здоровый бородатый мужик тебе ватку с чем-то очень-очень вонючим прямо под нос сунет. Вы думаете, что я спросонья понял, где я, и что я, и каково тут всё? В общем, применил великий и могучий. О! А у Оленьки глаза чуть из орбит не выкатились! Уф… Остыл… быстро произнес сакраментальные фразы извинения– и профессору, и супруге. Тут общественность меня покинула– вроде как Сандро очнулся. Теперь надо понять, что со мной произошло. А получилось так, что нет теперь товарища Конюхова. Я теперь он, то есть могу пользоваться всей базой данных своего немаленького тела… А это приятный бонус! В общем, наши слепки психики смешались, мы теперь одно целое. Вот тебе новость! Жрать хочется! А теперь надо бы перекусить и по делам. Но сначала– дела во дворце. Потом в Госсовет. А ведь меня вчера могли пристрелить! Получается, что этот могучий стресс и сподвигнул меня на то, чтобы объединиться с хозяином, правда, его собственное сознание оказалось отодвинуто далеко на второй, даже на третий план. За это я получил возможность пользоваться очень обширной базой данных. За долгие лета жизни великого князюшки набежало!

Как говорится– дьявол кроется в деталях! Если раньше мне надо было вытаскивать какие-то фрагменты, из-за чего я немного «притормаживал», не имело значение, какие фрагменты– воспоминания, личности, навыки, языки. Это все лежало как в картотеке. Но даже в самом совершенном хранилище, чтобы вытащить данные от запроса до получения информации, идет время. Сейчас же это стало моей информацией, и я мог пользоваться всем багажом знаний как своим собственным. Самое главное– мне теперь не приходилось думать над тем, где ставить яти и прочая, какую букву и писать в слове мир… Проверил почерк– он стал совершенно почерком Михаила. Ха! А я-то корябал коротенькие записочки, надиктовывая важные документы секретарю. Опять-таки! Пока что все в плюс. И ничего из моей собственной памяти не утеряно! То есть на вопрос кто и что «Я» получается, что я это я, одновременно и великий князь Михаил Николаевич Романов!

Так! Теперь переходим к самым неотложным вопросам… Надо брать власть и пару лет поцарствовать, пока не убьют. Кто убьет? Желающих море. Но и мы не лыком шиты, так что замораживать государство не будем, сейчас есть шанс подняться. И надо это делать как можно быстрее! Но вот что-то меня вчера очень обеспокоило, только отошло на второй план… Ах, вот оно что! Листки, которые я подобрал в комнате Сандро… Интересная штука получается… Паренек проанализировал весьма интересную задачу: управляется ли кампания по дискредитации Романовых из одного центра, или нет? То есть он решал задачу направленности вектора воздействия. Зачем? Тут всё просто: если есть один или два-три вектора воздействия, скорее всего, это результат противодействия императорской фамилии со стороны какого-то клана, государства или партии, не имеет значения, это может быть и воздействие нескольких государств… А вот если таких единиц много и они не связаны между собой, то можно говорить о том, что наша фамилия находится в перекрестье критики самых различных групп и слоев населения, в таком случае пора подумать о том, что не так в консерватории…

И тут возникает вопрос: почему это тринадцатилетний подросток вообще задумался над такой проблемой? Не подросткового ума это дело. Это раз! Почему он использовал для этого анализ газетной информации? Мне сейчас бы это в голову не пришло. Это два! Каким методом он пошел! Он ведь использовал статистические приемы, я видел формулы t-критерия Стьюдента и критерий углового преобразования Фишера, это ж… Это три!

По третьему вопросу… Жаль, что я не занимался специально историей математики и статистики, но ведь… Вспомнил! Точно! Фишер ^[98] же еще не родился! И работы его– это середина двадцатого века. А Стьюдент? Какой такой Стьюдент? Уильям Силли Госсет! Он-то уже появился на свет Божий, но пока еще пешком под стол ходит, ему и четырех лет нет, и до его устройства на работу в «Гинесс» еще почти два десятка лет. А свои работы по статистике под псевдонимом «Стьюдент» он опубликует тоже в новом, двадцатом, веке! То есть что получается? Мой Сандро математический гений? Ха-ха три раза! Нет, парень он талантливый, склонность к точным наукам имеет, но б… Не, не получается… Хорошо, предположим он натолкнулся на какой-то математический аппарат, который сумел вывести в формулах… А зачем плодить сущности? Надо задать вопрос в лоб, а потом уже будем посмотреть. Эту загадку надо разрубить как гордиев узел– одним ударом!

Вот так весело, с матерком, пиная свою тушку виртуально под зад правой ногой, я привел себя в порядок. В Новомихайловском дворце было много современных тому времени удобств. Так что привести себя в порядок утром, в общем-то, ничего сложного. Вот одеться! Нет, революцию надо вводить с внедрения нормальных носков, а не этого убожества! А этот мундир! Нет, тело носит его вполне себе привычно, но… Ладно, чтобы не материться, каждое утро повторяю себе детскую считалочку про Винни-Пуха и его друзей. Помогает приободриться!

–Куда идём мы с Пятачком?

–Конечно, в гастроном!

–За чем идем мы с Пятачком?

–Конечно, за вином!

–А где мы будем пить его?

–Конечно, за углом!

–А чем закусим мы потом?

–Конечно, Пятачком! ^[99]

Обычно на этой жизнеутверждающей ноте я приводил свои мысли в полный порядок. Так сказать– концентрация после очистки сознания от лишней информации. Одевшись, я пошёл, но не к Сандро, которого переместили в покои матери, а в гостевую. У меня всё-таки приоритеты в загадках прошлого дня имеются.

Сергей Мезенцов

Боль была страшной! Но все-таки мне повезло, не так чтобы совсем повезло, но все-таки повезло. Проникающее ранение в грудную клетку. На мое счастье– легкое задето не было. Во всяком случае, профессор меня прооперировал, запах эфира до сих пор не выветрился. Вычистил рану, удалил пулю, ушил. Если не пойдет воспаление– буду жить. Но это уже в руце Божьей. Как военный, я знал, что случается с ранеными и к чему приводят порой самые пустяковые ранения. Однако! Боль, с которой я проснулся ни свет, ни заря, это были те непередаваемые ощущения, о которых рассказывать в приличном обществе не принято. Я не уверен, что ваше общество, господин читатель, приличное, посему немного нажаловался.

Дворянину, тем более офицеру, не пристало говорить о своих ранах и о боли, сие дело незначительное и житейское– в мире без сего никак, так что Господь призывает нас к терпению. Но утром появился доктор, который накапал мне лаунданиума, ах, простите, лаундануму… Боль чуток попритихла, но после сиих капель в голове какая-то муть завелась. Оно, конечно, муть лучше боли, однако чувствую я себя весьма нехорошо.

–Господин капитан, могу сообщить вам, что вы родились с серебряной ложкой во рту…– так начал свой разговор профессор Манассеин, как только закончил осматривать рану, после чего занялся перевязкой. Настойка опия помогла выдержать сие издевательство над организмом. Сил что-либо отвечать профессору не было. Оставалось только слушать его измышления над поверженным солдатом (сиречь, мною).