Следовать новым курсом - Борис Батыршин Страница 71

Пёстрая гирлянда сигнальных флажков поползла на стеньгу флагмана. Следующие за ним мателоты один за другим отрепетовали приказ, и броненосцы один за другим, медленно, словно обожравшиеся криля киты, которым лень даже нырнуть, стали поворачивать, меняя курс. Небо серое, низкое, свинцовое. С норд-оста один за другим набегают несильные шквалы, низкие волны колотятся в чёрные борта, обшитые броневыми листами, вышедшими из прокатных станов Манчестера и Бирмингема. Жирный угольный дым стелется над волнами. Его рвёт в клочья и сносит вперёд, по курсу медленно ползущих бронированных утюгов Её Величества королевы Виктории. Шквалы приносят с собой ледяной дождь; амбразуры корабельных казематов на «Шэнноне», «Беллерофоне», «Трайумфе» задраены, орудия, стоящие на палубах тщательно укрыты промасленными парусиновыми чехлами, стволы заткнуты деревянными, обшитыми толстой кожей, пробками. Внизу, в котельных отделениях, полуголые кочегары обливаются потом, кидая в топки лопату за лопатой превосходный – Королевскому флоту только самое лучшее! – кардифф.

Броня. Уголь. Пушки.

До Норфолка – два часа хода.

Чесапикский залив.

…декабря 1878

Ночь В ходе кампании 1878-го года Королевский Флот немало пострадал от неумения своего руководства делать правильные выводы из случившегося. И когда вице-адмирал Эдвард Август Инглфилд, кавалер ордена Бани, главнокомандующий Североамериканской и Вест-индской станциями Ройял Нэви взялся разрабатывать планы набега на Чесапикский залив, он постарался как можно полнее учесть все ошибки, весь боевой опыт, накопленный в морских сражениях последней четверти века.

И нельзя сказать, что это ему не удалось.

Как только на воды Чесапикского залива упали сумерки, на броненосцах, стоящих на якорях в трёх с половиной милях мористее форта Вулл, обозначилось оживление. С бортов выставляли выстрелы, изготовленные из старых реев и лисель-спиртов – их собирали по всем судоремонтным мастерским и парусным судам, оказавшимся в Гамильтоне. Выстрелы застывали в горизонтальном положении, с их концов, подобно ажурным театральным занавесам, спускались в воду крупноячеистые сети. К нижним краям были прикреплены оплетённые канатами чугунные ядра, и «занавеси» погружались на десяток футов, создавая заслон и под поверхностью воды – от внимания вице-адмирала не укрылись, конечно, примеры использования подводных лодок в ходе войны Севера и Юга. Эдвард Инглфилд не хотел, чтобы его великолепные боевые корабли – новейший «Шэннон», заслуженные ветераны «Беллерофон» и «Трайумф», а так же фрегаты «Комюс» и «Рэйли» стали жертвой минных атак.

План сработал. Примерно в полночь из устья реки Элизабет, от каменных верков фортов Монро и Вулл двинулись в залив многочисленные паровые катера. Машины их пыхтели на малых оборотах; кочегары едва поддерживали пар в котлах, следя за тем, чтобы сноп искр из дымовой трубы не выдал противнику приближение безмолвного убийцы. Вдоль бортов, выступая на несколько футов вперёд, свисали длинные шесты с закреплёнными на концах медными бочонками шестовыз мин, начинённых несколькими десятками фунтов хлопчатобумажного пороха. Несколько катеров несли более совершенное оружие – самодвижущиеся мины Уайтхеда в особых пусковых решётках или буксируемые мины-крылатки, которые предстояло подвести под днище неприятельского судна и подорвать, замкнув контакты гальванической батареи. И каково же было разочарование американских минёров, когда вместо покрытых броневыми листами бортов, их «торпедо» (так называли все виды морских мин, от якорных до самодвижущихся) уткнулись в верёвочные сети – на первый взгляд эфемерную, но непреодолимую преграду.

Кто-то, чертыхаясь сквозь зубы, давал задний ход и принимался икать прореху в сетчатой стене. Кто-то подводил свой катер вплотную к ней и в отчаянии попытался проделать дыру с помощью матросских ножей. У кого-то не выдерживали нервы, и он замыкал контакты, наплевав, что на таком расстоянии от борта мина не нанесёт сколько-нибудь заметного ущерба.

Первый взрыв ударил в противоминных сетях «Комюса», разрывая чернильную темноту ночи. И сразу вспыхнули гальванические лампы-прожектора на боевых марсах, засуетилась прислуга у картечниц и скорострельных малокалиберных пушек, до сего момента затаившихся за фальшбортами. Броненосцы опоясались вспышками выстрелов. Мечущиеся по поверхности воды прожекторные лучи вырывали из мрака то клубы пара из пробитого парового котла, то валящиеся за борт тела, пробитые пулями, то фонтаны щепок, разлетающиеся от искрошенных картечью бортов.

Конечно, не все мины взорвались на сетевых заграждениях. У некоторых судов британской эскадры – например, у корветов «Аметист» и «Сапфир», у шлюпа «Ринальдо», у пароходов-прорывателей противоминных сетей не было вовсе. Они и стали жертвами – сначала шестовая мина разворотила борт «Сапфира», а потом две крылатки одна за другой взорвались под днищами пароходов. Но – как бы проклинали «лаймы» своего адмирала, если бы знали, что их гибель была предусмотрена сэром Ингфилдом, заложена в его хитроумный план…

Словно в ответ на крики тонущих вместе с корветом матросов, на «Шэнноне» и «Беллерофоне» вспыхнули чадящие костры – это по приказу адмирала жгли на железных листах тряпьё и деревянный хлам, обильно политый машинным маслом. Немногие уцелевшие в разразившемся аду команды катеров могли торжествовать: проклятые англичане горят и тонут, дело сделано!

Согласитесь, не так-то просто отличить в кромешной тьме броненосец от обычного парохода…

Вице-адмирал выслушал доклад флаг-офицера и удовлетворённо кивнул. До рассвета – неполные пять часов. Волны, чёрные, тающие о мраке туши броненосцев, качающиеся на воде обломки катеров – всё освещено тусклыми оранжевыми сполохами рукотворных пожаров, знаменующих «бесславную гибель» британской эскадры.

Что ж, теперь ход за янки. Он, Эдвард Август Ингфилд, готов.

Весь вечер и половину ночи на мониторах стучали топоры – команды спешно ломали и выбрасывали за борт лёгкие деревянные мостки, сооружённые в мирное время на палубах. Боевые корабли принимали изначальный вид – плоские, почти не возвышающиеся над водой палубы, на которой стоит клёпаный барабан башни да торчит одинокая дымовая труба.

С мостика флагманского «Лихая» – точнее с верхней площадки орудийной башни, выполняющей эту роль – не разглядеть даже мачт британской эскадры. Но оранжевые сполохи взрывов и зловещее багровое зарево наблюдалось достаточно ясно. К пяти часам утра, когда пальба наконец, утихла, контр-адмирал решил: пора! Мониторы переползали с места на место, выстраивая линию фронта – наилучшую, по общему мнению, для кораблей этого типа. В самом деле: неприятельскому огню подставлены лишь наименьшие, носовые проекции кораблей, тогда как орудия самих мониторов, все двенадцать дальгреновских орудий – калибры девять и пятнадцать дюймов, джентльмены! – направлены на врага. Дэвид Портер поставил свой флагман в середину строя, так, чтобы сигналы, поднятые на кургузой мачте, были лучше видны кораблям в ордере.