Плацдарм - Игорь Недозор Страница 63

Поверхность камня, когда-то гладкая, ныне мало чем отличалась от окружающих скал и была покрыта пятнами бурого лишайника.

Мысль, что храму этому и в самом деле больше десятка тысяч лет, наполнила душу Алексея благоговейным удивлением.

Они вышли под невысокую арку — единственное отверстие в глухих стенах. Путь им преградили небольшие ворота, сколоченные из грубо отесанных досок.

— Очень давно, — как бы про себя пробормотал Найарони, — эти ворота были бронзовыми… Время сжирает все.

Старик толкнул створки плечом. Что-то хрустнуло, и ворота рухнули внутрь, подняв тучу пыли. Гулкое эхо от их падения унеслось в темноту. Хмыкнув, старик шагнул в черный провал, за ним Костюк.

У входа они сбросили поклажу и, засветив фонари, зашагали по проходу, плавно загибавшемуся влево. По обе стороны от него отходили широкие коридоры.

— Наверху мы задерживаться не будем, — пояснил проводник. — Тут были когда-то склады продовольствия, а в самом здании — жилища первых хранителей. Там уже давно нет ничего. Нам следует спуститься ниже на девять уровней.

Изумившись (хотя куда уж дальше изумляться) грандиозности творения умерших невесть сколько столетий назад людей, Алексей пошел вслед за Найарони.

Проходили мимо тоннелей, уводивших во мрак, мимо покрытых непонятными надписями и барельефами стен. Воздух был свежим, временами разведчик ощущал на лице слабый ветерок, идущий из невидимых вентиляционных отверстий. Отшлифованная монолитная скала чередовалась с циклопической кладкой, камни которой были идеально подогнаны друг к другу.

Миновав арку с полукруглым сводом, украшенную стершейся резьбой, они прошли нешироким коридором еще сотню шагов и наконец попали в само хранилище.

В начале его строители храма расположили нечто вроде картинной галереи. Стены узких залов украшала мозаика, выложенная разноцветной яшмой и нефритом, и фрески, ничуть не потускневшие за века и века.

Холодом несчетного числа минувших лет повеяло вдруг в душу Алексея от этих картин, запечатлевших жизнь народа, от которого не осталось ныне даже памяти.

Вот люди, занимающиеся повседневными делами, — убирающие урожай, сажающие деревья.

Вот колонна воинов, одетых в доспехи, с оружием в руках идет куда-то горной дорогой.

Вот, собравшись во множестве, народ обсуждает нечто, судя по выражению лиц, весьма важное.

Большинство изображенных здесь были невысокими людьми с черными волосами и темной кожей, но много было и других — высоких светловолосых и голубоглазых атлетов; медно-красных, похожих на индейцев.

Сюжеты картин менялись: запечатленный сверху человек несется над мастерски изображенной землей на треугольном крыле — точь-в-точь дельтаплан.

Летающий ящер влечет за собой в ночном, залитом ярким лунным светом небе что-то похожее на крылатую ладью.

Большие корабли, похожие и непохожие на известные разведчику суда морских народов древности.

Мамонт с всадником на лохматой спине.

Странные растения и невиданные животные, которых Алексей не встречал даже в палеонтологических справочниках, выполненные так, что не оставалось сомнений — художник видел их воочию.

Виды городов с притягательной архитектурой.

И вновь люди — женщины в окружении детей, нагие девушки, празднично танцующие вокруг высокого лесного костра.

Большой — почти во всю стену — портрет седого старика, разглядывающего звездное небо с помощью какого-то приспособления…

Костюк не мог не поразиться удивительному искусству творцов того, что он видел.

Неведомым мастерам удалось сделать изображения почти живыми. Они сумели передать даже мельчайшие движения мышц тел, даже радужное сияние брызг, поднятых дельфином, несущим на спине молодую женщину, даже то, как легкий ветерок развевает ткань одеяний и колышет листву!

В нишах стен, выложенных синей и изумрудной смальтой, стояли сосуды из чистейшего горного хрусталя, инкрустированные самоцветами, изящные керамические вазы ярко-алого и зеленого цветов, золотые кубки и чаши, покрытые филигранной чеканкой.

Затем пошли обширные залы, полные книг: стопы тонких золотых листов с рядами выбитых на них знаков, свитки асбестовой ткани, покрытые письменами, начертанными огненно-рыжей киноварью и охрой. Те, кто составлял эту библиотеку, видимо, заранее позаботились, чтобы ее содержание могло пережить тысячелетия.

Буквы (или иероглифы) исчезнувшего народа были даже отдаленно не похожи ни на что знакомое Костюку.

Дальше перед ними предстали связки пластин мамонтовой кости, штабеля грубых глиняных табличек с коряво нацарапанными знаками. Видно, то были летописи, относящиеся ко временам после гибели материка.

— Все это можно будет без особого труда прочесть, — бросил Найарони, отвечая Алексею. — Тут есть много переводов с древнего языка на нынешние. Некоторые из них делал я сам.

В десятом или пятнадцатом по счету книгохранилище всю стену занимала выложенная цветным камнем карта. На ней был изображен лежащий в окружении берегов, очертаниями похожих на берега земных Евразии и Америки, континент. Он занимал больше половины «Северного Ледовитого океана» и формой своей был подобен сплюснутому с боков диску с изрезанными краями.

На карте были явственно обозначены горные цепи, идущие вдоль побережий, глубоко вдававшиеся в берег обширные заливы, россыпь островов вокруг. Поверхность материка густо покрывали маленькие треугольники из дымчатого кварца с подписями рядом.

Несомненно, то были города.

Несколько треугольников было разбросано по «азиатским» просторам, по одному — там, где в его мире были Канада и Гренландия.

Костюк постарался как можно точнее запомнить их расположение, но тут же усмехнулся про себя. Зачем? Ведь сюда все равно придут люди.

И вновь потянулась бесконечная паутина переходов, тоннелей, крипт; анфилады залов и хранилищ. Там и тут стены были покрыты барельефами или рядами символов — то идеально начертанных, то грубо выбитых в неподатливом камне неумелой рукой.

Двигались путники в глубоком молчании, нарушаемом только звуком их шагов.

Очень редко Алексей отваживался задать вопрос, на который следовал немногословный ответ. Еще реже Найарони начинал разговор первым.

Они спускались все ниже по исполинской, многоярусной спирали.

Разведчик попытался хотя бы приблизительно определить размеры подземелий. Выходило, что он увидел ничтожнейшую часть.

«Тут работы десятку академий на сотни лет», — мелькнула мысль у капитана.

Подумал о давно умерших людях, чьи руки построили все это, о тех, чьи мысли и чувства, вся жизнь принадлежали храму. В течение многих, непредставимо многих поколений.

Увидел он и обещанные сокровища — целые горы золотых самородков; алмазы, изумруды, рубины в каменных горшках.