Шанс? Жизнь взаймы - Василий Кононюк Страница 49

– Учит нас Святое Писание, отче, что никто не знает будущего – ни ангелы, ни черти, даже сын Божий – и тот не знал, когда настанет Судный день, и прямо нам сказал: мол, только отец мой на небе то знает. Нигде ты в Святом Писании не найдешь, что лукавому или ангелам будущее открыто. Значит, святой Илья мне является, отче, только он может от Господа будущее знать и нам сказывать.

Отец Василий надолго задумался – видно, сбил я его с мысли, но, как настоящий философ, нашел аргумент, коего невозможно оспорить, ибо аргументов против фаталистов и софистов не придумано:

– Ты правильно сказал, Богдан, что разрешил Господь лукавому искушать род людской. А раз так, то должен был Господь лукавому и будущее открыть, иначе не смог бы он людей искушать.

Ну что тут сказать – в огороде бузина, а в Киеве дядька. Дальнейшая дискуссия теряет всякий смысл.

– А скажи мне, откуда ты так добре Святое Писание знаешь, Богдан?

– То не я знаю, то святой Илья мне те слова подсказывает, что тебе сказать надобно. Так что, отче, не со мной ты споришь, а со святым Ильей. Вижу, нет у тебя веры ко мне. Давай соберем товарищество на круг, и каждый из нас скажет, что он думает. Пусть казаки решают. Решат головы под сабли класть, жен и детей в неволю к басурманам готовить, муки терпеть, которых избежать можно, чтобы веру свою укрепить, – значит, так тому и быть, как все – так и я.

– Ишь ты, что придумал, кто ж на такое пойдет. Если открылось тебе будущее, теперь обратного хода нет. Святой Илья то тебе открыл или враг веры нашей, на то никто не посмотрит. Будут казаки думать, как беду отвести. Ты не о том должен печалиться, Богдан, а о том, как душу свою не потерять и не верить на слово тому, что тебе поведают. Ибо сказано: «Не идите торной дорогой, что ведет в пропасть и ею многие идут, ибо тесны те врата и узка дорога, что ведет к жизни, и мало тех, кто находит ее». То твое испытание, тебе решать, мы тебе только советом помочь можем. – Отец Василий явно давал задний ход – видимо, вести диспут в широком коллективе легковозбудимых участников у него желания не было.

– Так я уже все решил, отче. Если ты видишь, что идет дитя к яме, и можешь его остановить, ведь не будешь ты, отче, думать – а может, лучше пусть погибнет невинное. Ведь если поймаю его, грешником может стать и душу свою погубит. То его жизнь, и как она сложится, никто не знает. Так и тут. Если могу спасти жизни братьев своих, значит, должен то делать, а станет кто из них грешником – то не моя печаль, отче.

– Вижу, крепок ты, Богдан, в вере своей или в заблуждении своем, то мне неведомо, и не мне то судить. Мешать тебе не стану в делах твоих, ибо сказано: не суди, да не судим будешь. Если же помощь тебе потребуется, то отдельно толковать надо. Все ли поведал, что на сердце твоем?

– Еще одно хотел сказать тебе, отче. Дюже мне этот мед сподобился, вызнал я в этом походе секрет у латинянина, как такой мед варят. Хочу теперь у нас такой мед варить, но нет мне пока в этом деле удачи. Еще придумал я, отче, как доски пилить можно по пять за раз, теперь пробую такое сделать. Что ты на то скажешь?

– То дело доброе. Рассказывали мне, что ты бражку бочками варишь, но ничего не выходит путного с того. Но сказал Господь: просите – и будет вам дано, стучите – и вам откроют. Так что не теряй надежды, Богдан, может, выйдет и у тебя что доброе. А теперь иди, мне нужно к вечерней молитве готовиться. И знай: нет у меня веры к тому, кто с тобой толкует, буду смотреть я на дела его. Если на благо они – не стану противиться, но если увижу замысел лукавого в деяниях твоих – прямо о том скажу.

– Добре, отче. Буду тебе сказывать все, что мне святой Илья поведает.

Надеялся я на большее, но осторожный отец Василий не повелся на радужные перспективы, что, с одной стороны, было неплохо. Иметь дело с неглупым и осторожным человеком всегда лучше, чем наоборот. Глупым проще манипулировать, но это, как правило, рано или поздно вылезет боком. Оставишь без внимания – такого наломает, что проклянешь тот день, когда с ним связался. Недаром народ говорит: лучше с умным потерять, чем с дураком найти. Подпишусь под каждым словом.

Дни понеслись дальше, заполненные тренировками, самогоноварением и конструированием лесопилки. Иногда приходилось принимать участие в посиделках, где в основном любовался Марией, иногда участвовал в разговорах, а в остальное время продумывал последующие детали пилорамы, способ их расположения и взаимную установку.

После изготовления основной, двухметровой, шестерни мы приступили к изготовлению первой передающей шестерни, с коэффициентом передачи «пять». Человеческим языком это означает, что она за один оборот основной шестерни должна сделать пять своих. Поскольку внутренний диаметр основной шестерни без зубьев был метр восемьдесят, следовало изготовить шестерню с внутренним диаметром тридцать шесть сантиметров, или, в новых единицах, три ладони и три пальца. Несмотря на кажущуюся простоту, с ней тоже пришлось повозиться. Нужно было ее так изготовить, чтобы все усилия передавались перпендикулярно волокнам древесины и не было возможности раскалывания детали при нагрузке. Для этого пришлось внутреннее кольцо сегментировать, каждый зуб шестерни выпиливать отдельно, а потом врезать в кольцо.

На этот же вал с передающей шестерней планировалось изготовить и посадить практически стандартное колесо около метра в диаметре, только помощней. Оно должно было входить в состав второй передаточной пары, соединенной между собой кольцевым ремнем, с коэффициентом передачи «три». Таким образом, я получал общий коэффициент передачи «пятнадцать», чего должно было хватить для нормального движения пакета лучковых пил. Окончательную регулировку предполагалось осуществлять, меняя поток воды на колесо.

Последний вал предполагал закрепить в опорном столбе на аналог шаровой опоры, так чтобы он имел определенную степень свободы. На нем с одной стороны должно было сидеть второе передаточное колесо, тридцати трех сантиметров в диаметре, которое соединялось ремнем с первым, а с другой – на нем крепилось колесо с шатуном, шестидесяти сантиметров в диаметре, которое и должно приводить в движение пилы. Шаровая опора давала возможность двигать вал на втором опорном столбе, с помощью клина регулировать натяжение ремня, при необходимости разъединять силовые механизмы. Шатун при вращении колеса будет толкать вверх-вниз пакет пил по вертикальным направляющим, а по горизонтальному желобу к пакету пил будет подаваться бревно.

Таким был общий план будущей пилорамы. Жаль, что в уме он рисовался значительно быстрее, чем на практике, где в любом месте плана возникали дополнительно десятки мелких проблем, которые нужно было решать. Только сверл разного диаметра нам батя с десяток скрутил: спокойно смотреть, как люди долбят гнезда под зубья шестеренки стамесками, у меня не получалось.

По моему рисунку батя изготовил из металлического прутка коловорот, в конце которого сделал гнездо квадратного сечения. Приковав к каждому сверлу концевик из квадратного прутка такого же размера, мы получили нормальный инструмент. Правда, сверла приходилось клинить в гнезде, чтобы не выпадали, но сверлить было несравнимо проще. Необходимые гнезда намного быстрее было высверливать, а стамеской только подравнивать контуры. Не хочу говорить о бесконечном множестве деревянных шипов, которыми все это крепилось в силу дороговизны гвоздей и под которые нужно было сверлить дырки.