Звездный час  - Николай Эдельман Страница 47

Погрузившись в машину, Бондаренко и его пленники тронулись в путь по обезображенной местности, неузнаваемой в неверном, понемногу меркнувшем свете. В поселке, к которому примыкала лаборатория, царила паника. По улицам бестолково метались, шарахаясь от машины, фигуры в одном белье. Где-то надрывно завывала сирена. Затем лимузин выскочил на Верхнее шоссе, по которому в обе стороны неслись автомобили.

– Павел, это была твоя работа? – спросил профессор, нет-нет да оборачивавшийся к заднему стеклу. – Как ты ухитрился все это подстроить?

– Я и сам не понимаю, Аркадий Аристархович… – растерянно проговорил Павел. – Я снял защитные экраны, рассчитывая, что излучение ионизирует воздух, в их аппарате что-нибудь замкнется и он упадет… А там, вероятно, взорвались пары топлива, и установка сдетонировала…

Бондаренко за рулем издал какое-то замысловатое ругательство, в котором Лиза разобрала только «шайзе» и «доннерветтер». Но в его голосе слышалась не злоба, а даже что-то вроде восхищения.

– Вот так-то, господин хороший! – назидательно сказал профессор. – Пусть это будет вам уроком: не беритесь воровать то, в чем вы ни черта не смыслите!

– Дядя, почему вы такой довольный? – спросила Лиза, удивляясь тому, как быстро Аркадий Аристархович пришел в себя. – Лабораторию вашу разграбили, вас похитили, да еще потом этот кошмар – мне кажется, я после него поседела… А вы как будто даже рады!

– Но ведь как-никак эксперимент удался! – ответил профессор. – Где и когда мне бы дали разрешение на подобный опыт? Я бы с нашей бюрократией этого сто лет дожидался! Как говорится, не было счастья, да несчастье… А ты, Павел, еще боялся, что атмосфера загорится!

– Господи, да вы что, всех нас сжечь были готовы?! – воскликнула Лиза. – Я-то думала – чем сейчас наука занимается? Может, полет на Марс готовит или собирается арктические льды растапливать! А вы разбудили таких демонов, с которыми уже никто не совладает! Словно другого оружия в мире мало!

– Погодите, Лиза, растопим вам и льды! – откликнулся Павел на ее отповедь и воодушевленно продолжил: – Главное, что мы получаем в свое распоряжение невиданный источник энергии! Больше не нужно рыть угольные шахты, не нужно выкачивать и сжигать нефть, перегораживать реки плотинами! Электричество станет дешевым и доступным, как солнечный свет! На поля выйдут электрические тракторы, дымные паровозы уступят место бесшумным и могучим электровозам! Городской транспорт заменят самодвижущиеся тротуары, а мощные фонари превратят ночь в день! Мы повернем сибирские реки на юг, оросив туркестанские пустыни! Без всяких революций и экспроприаций мы построим мир, где не будет голода и нищеты, где все станут братьями! Мы стоим на пороге новой эры, и наука – средство отворить дверь в эту эру! Не демонов мы разбудили, как вы выражаетесь, – мы дали людям силу, способную изменить мир!

– Пока что вы лишь дали таким, как он, силу, способную бросить весь мир к их ногам! – с горечью возразила Лиза, указав на Бондаренко.

– Признаться, я не представлял себе, что за игрушку вы соорудили! – отозвался тот. – Надо отдать вам должное – я впечатлен. Тем больше оснований для того, чтобы поставить ваше изобретение на службу великой Германии!

– И вы еще рассчитываете туда попасть? – сквозь зубы проговорила Лиза.

– А вы считаете, что это невозможно? – усмехнулся Бондаренко. – Ничего, у меня есть еще кое-что в запасе!

По тому, как он целенаправленно мчал к какой-то лишь ему известной цели, она сама могла бы сообразить, что бывший чекист не просто взял заложников и спасает свою шкуру. У него явно был готов новый план, и оставалось лишь догадываться, какие бездны хитроумия и коварства он на этот раз пустит в дело.

Через какое-то время Бондаренко свернул направо, на колею, ведущую вглубь гор. Погасли последние рыжие сполохи жуткого ночного зарева, разливавшиеся по чернильной поверхности моря, в мире снова воцарялись темнота и покой. Страшное напряжение давало о себе знать: по временам, несмотря на тряскую езду, Лизой овладевал неглубокий, тревожный сон, и она откидывала отяжелевшую голову на спинку, чтобы вскоре проснуться от очередного толчка или от неудобной позы, чувствуя, что голова после коротких минут забытья все сильнее наливается тупой болью. Теряя из-за сна счет времени, Лиза не имела понятия, сколько они проехали. Машина, катя по извилистой дороге, забиралась все выше в горы, перед радиатором «паккарда» все так же клубился мрак, взбаламученный светом фар, а по сторонам было не за что зацепиться взглядом – там тянулась бесформенная темнота, то ли лес, то ли горные склоны. Мир за окнами машины утратил реальность, превратившись в наваждение, морок, сплошное ничто без времени и пространства, в котором Лиза застряла без всякой надежды выбраться. Какой путь ни выберешь, лишь уходишь все дальше в глубины угрюмого кошмара.

Задремав в очередной раз, она очнулась, когда Бондаренко остановил автомобиль, выключил зажигание и погасил фары. Лизе, оглушенной непроглядной тьмой и внезапной остановкой, показалось, что ей на голову набросили черную тряпку, под какими прячутся фотографы. Тусклый свет лампочки, загоревшейся под потолком, в первый момент вызвал резь в глазах – Бондаренко открыл дверь.

– Пересядьте, будьте любезны, – приказал он Лизе, сгоняя ее с заднего сиденья.

Лиза, стараясь не соприкасаться с ним, пересела на одно из откидных сидений, и туда же перебрался профессор. Бондаренко откинул спинку заднего сиденья, за которой обнаружилась встроенная в багажник машины радиостанция. Разместившись перед ней, он надел наушники и принялся крутить ручки верньеров, а найдя нужную волну, с неожиданной сноровкой заработал ключом. Лиза следила за ним со смутной надеждой на какое-то наитие, которое бы позволило уловить смысл в этой мозаике точек и тире, улетавших с длинного уса антенны. Никто бы не догадался, что она нужна не только для обычного приемника на приборной панели, – и по колдовским законам природы разносившихся точек и тире над морем и над горами, поверх границ и фронтов, достигая ушей тех, кому были предназначены. Но сколько Лиза ни вникала в едва слышный писк морзянки, та хранила замыслы Бондаренко надежнее, чем звуки незнакомой речи. С кем связывался шпион – с сообщниками, оставшимися в Крыму, или с начальством в Германии, докладывая, что операция сорвалась по вине некоей киноартистки, усвоившей дурную привычку лезть туда, где ее совсем не ждут, – было неизвестно.

Закончив передачу, Бондаренко не уходил с волны, жестом велев всем хранить молчание. Через минуту-другую у него в наушниках вновь раздался писк – с той стороны пришел ответ. Бондаренко выслушал его, видимо расшифровывая на лету, и опять отстучал что-то. Наконец сеанс связи завершился. Бондаренко снял наушники, убрав их в специальную нишу, затем вернул на место спинку сиденья и сказал:

– Отъедем немного, пока нас тут не запеленговали.

На этот раз они ехали недолго. Руководствуясь точным знанием местности либо интуицией, Бондаренко свернул с каменистой колеи. «Паккард», огромный, как грузовик, перся напролом сквозь заросли шибляка, приминая траву, раздвигая кусты, с хрустом ложившиеся под колеса. Силуэты перекрученных деревьев, отделенные светом фар от ночного хаоса, вставали на пути машины застывшим хороводом фигур, грозных причудливостью изгибов и неподвижностью, но автомобиль протискивался между ними, объезжая их то слева, то справа, и наконец выбрался на небольшую полянку. Негромко фырчавший мотор умолк.