Питомец "Ледового рая" - Николай Романов Страница 44

Спиря утверждал, что в былые времена существовала еще и такая поговорка – «От сумы да от тюрьмы не зарекайся». Сумой тогда называли нищету, а с тюрьмой все понятно и без перевода… Сума сейчас, после трудов в виртуале, Кириллу не угрожала, а вот что касается тюрьмы…

Привели его в клуб, где обычно смотрели пропаганду и проводили собрания.

Правда, сегодня тут все было иначе. Стены были белоснежными, ряды кресел не сформованы, и неестественная пустота помещения сразу начинала давить на нервы. На таких больших пространствах находиться без товарищей в лагере не приходилось.

Впрочем, кое-какая мебель все-таки была. У одной стены на постаменте находился большой стол, за которым разместилось бы человек шесть, однако стояло всего одно кресло. Видимо, за столом и должен был сидеть следователь-судья. В настоящий момент кресло пустовало. Перед столом сформовали квадратную клетку метра три на три. Внутри стояла скамейка без спинки.

С такими клетками Кирилл уже сталкивался – ему как-то пришлось оказаться в полицейском обезьяннике, на последнем году проживания в приюте. Доктор Айболит его вытащил да еще все сделал так, чтобы нарушение нигде не было зафиксировано. В общем, дал на лапу дежурному.

Стерва Зина тогда сказала Айболиту: «Уголовника растите, доктор?» Сука!..

Между столом и клеткой разместился стол поменьше, за которым сидел малознакомый капитан. Точно его должность Кирилл не знал. Какой-то штабной. Перед капитаном висела в воздухе триконка дисплея. Напротив было сформовано небольшое сооружение, смахивающее на трибуну или на кусок барной стойки. На стойке этой лежала толстенная книжища – надо полагать, «Библия» Церкви Единого Бога. Надо полагать, для принятия присяги свидетелями. Надо полагать, судья посчитает необходимым заслушать свидетелей…

Сопровождающие завели Кирилла в клетку, заперли, встали по бокам обезьянника. Кирилл ждал, что увидит в роли судьи самого Лёда в красной мантии (с чего он это взял?), однако когда капитан рявкнул: «Арестованный, встать!» и Кирилл оторвал корму от скамейки, в помещение вошел лагерный капеллан Маркел Тихорьянов, одетый в повседневный майорский китель. Быстрым шагом он прошагал к своему креслу и объявил:

– Сядьте, курсант!

Кирилл снова угнездился на скамейке, сидеть на ней оказалось чертовски неудобной – не откинуться, не облокотиться. Пришлось сгорбиться и засунуть кажущиеся лишними руки между коленями.

– Что он натворил? – спросил Тихорьянов.

На сей раз встал капитан:

– Избил новичка, ваша честь! Сломал парню челюсть. Медики сообщили, что перелом сложный. Курсант выведен из строя на неделю, и это в самый серьезный период, когда новички осваиваются в лагере и когда, можно сказать, закладывается характер будущего бойца.

Капитан сел. Капеллан усмехнулся – похоже, он считал что характер будущего бойца закладывается несколько раньше и вовсе не в лагере.

– Что можете сказать в свое оправдание, курсант? – спросил он.

Похоже суд и в самом деле обещал быть скорым. Кирилл опять встал. Однако молчал – оправдываться ему было нечем. Не скажешь же капеллану о своих отношениях с метелкой, которую собрался распластать совсем другой обрезок да еще и прилюдно проинформировал о своих намерениях!..

– Ничего, – проговорил, наконец, он. – Это личное дело, оно касается только меня и пострадавшего.

– В Галактическом Корпусе не должно быть личных дел, – назидательно сказал капеллан. – По крайней мере, у курсанта, находящегося в учебном лагере. Ваше главное дело общественное – научиться бить ксенов так, чтобы уцелеть в первом бою. Ясно?

– Так точно! – Кирилл вытянул руки по швам и выпятил грудь.

– Свидетели драки есть?

– Две курсантки, – доложил капитан. – Одна из них была дневальной и не пустила арестованного в казарму новичков.

– Курсантки, говорите? – Тихорьянов снова позволил себе легкую усмешку, на сей раз понимающую. – Курсантки обычно говорят правду. Вызывайте первую!

Капитан коснулся триконки.

Через мгновение в зале появилась Фирюза Ахмедалиева. Ее вполне можно было принять за мальчишку, если бы не писклявый голос, которым она осмелилась сказать:

– Здравствуйте!

Судья-капеллан улыбнулся. Один из дежурных проводил ее к трибуне-стойке. Затем за девицу взялся капитан:

– Свидетельница, сделайте шаг вперед, положите правую руку на «Библию» и скажите: «Именем Единого Бога клянусь говорить правду, правду и ничего, кроме правды».

Лицо Фирюзы пылало. Тем не менее она справилась с текстом клятвы без единой запинки.

– Что вы видели? – спросил судья.

Узкоглазенькая замялась, оглянулась на Кирилла.

– Вы только что поклялись на «Библии»! – сурово напомнил капитан. – Отвечайте на вопросы его чести! И не забудьте, что за ложные показания можете быть наказаны, причем не только в административном, но и в уголовном порядке. Вам ясно?

– Ясно! – Фирюза снова глянула на Кирилла, вздохнула…

И словно в омут бросилась, рассказав обо всем, что видела. Тараторила она, будто триконка с акустическим сопроводом, введя своим писком в ступор не только капитана, но и судью. А под конец, судорожно переведя дыхание и зажмурившись, добавила:

– Мне говорили что в лагерях обижают девушек вплоть до насилия и приходилось в это верить но увидев как поступил этот молодой человек я поняла что многое о лагерях Галактического Корпуса врут и не все здесь так страшно. – Она снова судорожно перевела дыхание и наконец заткнулась.

«Дура ты дура! – подумал Кирилл. – Просто на тебя еще кол не наточился. А как только наточится, будет, как и со всеми прочими».

– Иными словами, – очнулся от ступора капеллан, – вы оправдываете проступок старшего товарища. По-вашему, старшие курсанты имеют право бить младших.

– За это – еще как имеют! – В голосе Фирюзы не звучало и капли сомнения.

– Похвально, когда человек уверен в своих словах, – сказал судья. – Можете идти!

Фирюза с пылающими щеками, которые, казалось, сделали помещение еще более светлым, удалилась.