Геморрой, или Двучлен Ньютона - Аль Джали Страница 44

Кажется, у меня горели уши, и она видела это. Но зато она не знала, о чем я думал на протяжении ее монолога. А думал я о том, заплатит ли она за свой кофе или оставит это мне. И если кто-то думает, что я размышлял о какой-то фигне, пока пиранья делала мне психоанализ, он просто плохо читал Фрейда. Или Юнга. Или Фрома. Хотя все это туфта. У меня свои психосимволы. Женщина, которая расплачивается за обоих – типа, она пригласила, ей и платить, – гендерная сучка. Женщина, платящая за себя, в лучшем случае не питает к мужчине половой истомы. Но если после такого монолога она оставляет мужчине право заплатить за чашечку кофе… значит, секс был отменный. А что еще надо мужчине, чтобы чувствовать себя доминантным самцом?! И что есть важнее этого? Элис встала, покачала головой – видно, что-то прочла на моем фейсе, – и вышла.

Ес!

* * *

Степка выглядел полным придурком и, хотя он таковым и был, вид этот мне не понравился, и я не замедлил высказать это. Он разорался, типа, какого хрена мы должны верить этой пиранье, основываясь на моем шизоанализе по поводу шизотраха?! Пока он вопил, я подкрался к двери и рывком открыл ее. На пороге, как и следовало ожидать, стояла Ангелина. Правда, в руках она держала поднос с двумя чашками кофе, но ведь ее никто об этом не просил!

– Чего изволите лыбиться? – хмуро поинтересовался я.

– Так сами и распорядились, – еще шире улыбнулась она и кивнула на дверь. Там действительно красовался плакат с распоряжением номер два: «Без улыбки не входить!» Вот стерва, как приспичило, так и повесила!

Я отобрал у нее поднос и захлопнул дверь, чуть не прищемив ее любопытный нос.

– Так что ты там вещал о нашем шизотрахе? – спросил я у Степки, ставя перед ним кофе.

– Тархун шизанутый, – сказал он, – какого фига ты перед ней перья распускал, вместо того чтобы отделять зерна от плевел?

– Знаешь, Степка, – ответил я, – мне и впрямь пофиг, врала она или нет. Она вернула меня в мое естественное состояние, за что я ей благодарен.

– Ага, в состояние естественного идиотизма.

– Степка, не нарывайся, все-таки я твой шеф.

– Дык мало осталось! Самое время сказать все, что я о тебе думаю, а то потом скажешь, если ты такой крутой, что ж не вкрутил, пока был подчиненным.

– Занятно. И что ты обо мне думаешь?

– Вот делать мне нечего, – заявил Степка, – как о тебе думать.

«Растет, – подумал я, – уже научился менять вектор».

Тренькнул телефон, и Ангелина сообщила, что меня требует Пимен Пименович.

– Допрыгался! – по-старушечьи шамкнул мне вслед Степка и добавил человеческим голосом: – Ты эт, юзни их по полной. Пущай не думают, что тут чайники пыхтят.

– Растешь! – все-таки выдал я похвалу и с легким сердцем отправился на десктоп к начальству (Степкина версия – «на ковер»).

– Изволите улыбаться? – поинтересовался Пимен, когда я переступил священный порог. Я подумал, что любое начальство предсказуемо, ведь не более десяти минут назад аналогичный вопрос я задал Ангелине. Посему я решил вести себя как она и ответил:

– Исполняю собственное распоряжение номер два.

Пимен зыркнул на Карлыча, и тот ему объяснил. Все, гад, знает!

– Про один и следующие и спрашивать не стоит, такие же дебильные, – констатировал ПиПи, обращаясь к Карлычу, и задал ему вопрос, видимо интересовавший его больше: – Как ты думаешь, чего в нем больше, наглости или тупого везения?

Мне было интересно узнать, что он подразумевает под вторым, и каким еще, на его взгляд, бывает везение, но я воздержался.

– Думаю, он не так прост, как хочет казаться, – глубокомысленно изрек инквизитор.

– Ты полагаешь, что от него еще будет прок? – полюбопытствовал ПиПи.

– Если не будет юродствовать, возможны варианты. Но, судя по всему, он решил нас кинуть.

– По всему? – вздернул бровь Пимен.

– Сегодня у него была встреча с Элис.

– Ну так не первая. Они же…

– Нет, – возразил Карлыч, – похоже, тут другое.

– Послушайте, – встрял я, – вряд ли я услышу что-нибудь новое о себе, так, может, отпустите, дел невпроворот.

– Да ну? – изумился Пимен. – И что за дела?

– Распоряжение номер два. Ваше, кстати. Ликвидировать Анатолия.

– Совсем съехал с катушек! – подпрыгнул Пимен. – Когда я тебе такое приказывал?

– Прослушки боитесь? – хмыкнул я. – Напрасно. Карл Карлыч не допустит. Он хоть и инквизитор, а в своем деле дока. (Так вот! Пусть завидует, его-то я ни разу не хвалил. Карлыч заерзал, видимо, понял мой гнусный ход, но не мог же он сказать: «Шеф, вы куда гениальней меня!» Пусть оба жарятся).

– И что ты надумал? – хмуро спросил Пимен.

– Надумаю, когда вы серьезно поговорите с ним и поймете, чего он реально хочет.

– А тут и секрета нет, – пожал он плечами, – Антоше вздумалось двинуть в политику, потому что он возомнил, что может принести отечеству пользу – реформировать его. Отечество, то бишь. Просто никто не знал, что ты так лихо ему поможешь. Так что всю кашу ты заварил.

– Это я, кажется, где-то уже слышал, посему пропустим мимо ушей и перейдем к делу. Антоша решил воспользоваться ситуацией и идти на попятную не желает. Остается воздействовать грубой силой. Вариант первый – шантаж. Если, конечно, есть тема. Если нет, что-то вроде киднепинга.

– И ты пойдешь на это? – с живым любопытством спросил Пимен.

– Почему я? – с не меньшей живостью отреагировал я. – Это компетенция… компетентных органов. А, Карл Карлыч?

– Пшел вон, – сказал Пимен, – ты больше у меня не работаешь.

– Слава богу, – возрадовался я и покинул кабинет, пока он не передумал. К себе я возвращался почти вприпрыжку. Ангелина уставилась на меня. Я подошел к ней и, крепко поцеловав, сказал:

– Ангел мой, а ведь вы пророчица. Нас упразднили! – Ну и выражение выразило ее лицо! Ничего, пусть поразмышляет. Я вошел в кабинет и, выдернув Степку из-за компа, заорал: – Выход нашелся сам – нас выперли! Давай собирай манатки.

А потом написал на бумаге: «Всю информацию из компа сбрось на флешку, а потом почисть комп. И не молчи, а то поймут». Степка кивнул, сел за комп и принялся бурчать о том, как дурак (это он обо мне) может сам срубить сук, на котором сидит. Мы пустились в перебранку, пока наконец Степка знаком не показал: «Ок». Подхватив свое скудное барахлишко, уместившееся в одной картонной коробке, мы вышли из кабинета. Хмурая Ангелина посмотрела на нас как на недоумков и слабо кивнула в ответ на наше: «Прости и прощай». Потом спохватилась:

– Филины вещи не забудьте.

Вот те раз, Филя, занятый печатаньем буклетов и плакатов, уже несколько дней не появлялся. Наверное, как любой нормальный человек, решил, что раз не зовут, то неча проявлять инициативу. Я решил вечером позвонить и ввести в курс дела, а то мелко как-то оставить дело недоделанным. Что до Степки, то он был так искренне расстроен и так старался не показывать этого, что я решил не бросать его, и мы отправились отметить нашу победу. А почему бы и нет? Вечером отлично потусили в клубе, потом сняли двух барби и уже где-то за полночь отправились по домам.