Сириус экспериментирует - Дорис Лессинг Страница 39

— Позволено ли мне узнать имя гостеприимной хозяйки? — спросила я.

— Твой хозяин — Назар, — сказала она голосом, который я и ожидала услышать. Это был ленивый, бархатный голос с грудными нотами, которые недвусмысленно намекали на нечто непристойное. Этот голос, как и сама внешность женщины, заставлял вас думать только об одном, даже если раньше подобные мысли не приходили вам в голову. А мне они и вправду не приходили! Конечно, я читала об этом, когда занималась исследованием патологии. Но сложилось так, что моя карьера в Колониальной Службе началась очень рано, и в те периоды, когда моей нравственности угрожала опасность, я находилась достаточно далеко от родного Сириуса.

Но, сидя здесь среди состоятельной и любезной сибаритствующей публики, где все вокруг было покрыто подобием шелковистой росы и словно сочилось небесным медом, можно было бы и не испытывать подобного чувства! Стараясь вести себя сдержанно и корректно, я тем не менее не смогла избежать чар хозяйки. Отчасти здесь сыграли свою роль надетые на мне украшения, которые обладали невероятной силой. Впрочем, когда речь идет об обольщении, трудно всецело подчинить ситуацию своей воле. Об этом говорил и мой опыт общения с Амбиеном Первым. Порой, чтобы шагнуть в пропасть, достаточно сказать: «Да!» Я отлично знала — как только ты начинаешь высматривать дверь, которая ведет в неведомое, это напряженное внимание само по себе уже свидетельствует о твоем намерении проникнуть внутрь. Именно это происходило в данный момент. И я прекрасно понимала это. О да, эта женщина была само очарование! Когда это слово пришло мне в голову, я поняла, что она дочь Адаланталэнда. Я помнила эту ленивую непринужденность плоти и это сияние, впрочем, здесь оно играло совершенно иную роль. Прекрасные женщины с погибшего острова придерживались установленных правил (или почти не нарушали их). Хотя они начали понемногу отступать от них, сразу чувствовалось, что они живут в гармонии и согласии со своим окружением. Однако теперь эта роскошная плоть и бесконечное обаяние использовались с совершенно иными целями, а обладательница этих сокровищ не нуждалась ни в ком, кроме себя самой. Взглянув на Назара, который скорчился у стены, а затем на нее, я поняла все… Мне стало страшно — слишком легко было открыть эту дверь, достаточно сделать один крохотный шаг в ее сторону, принять опрометчивое решение, — и внезапно я обнаружила, что думаю о Клорати, причем думаю так, как не думала никогда до сих пор. Я была изумлена и шокирована, — казалось, что меня игриво поманила пальцем сама любовь, которая оказалась совсем не тем, что я искала в близости с Клорати… в отношениях с Канопусом… Любовь обернулась легкомысленным флиртом, который увлекал меня в бездонные темные глубины. Однако то, что я видела перед собой, не несло и тени легкомыслия и беззаботного счастья. Назар взглянул на лениво лежащую руку женщины, и его лицо исказилось мукой… Но она снова повторила:

— Твой хозяин — Назар.

— Полагаю, это не так, — возразила я, улыбаясь самой обольстительной улыбкой, на какую была способна, и услышала, как загудели путтиоряне, переговариваясь между собой: их вибрирующие голоса накладывались на музыку, которая действовала мне на нервы так же сильно, как и атмосфера в целом.

— Ее зовут Элиле, — неожиданно сказал Назар. — Это ее дом. А мы все — ее гости, верно? Гости или пленники… — Он засмеялся, тряхнув головой, и наполнил свой кубок обжигающим напитком.

— Ее добровольные пленники, — вставил темнокожий шепелявый юнец, судя по всему, избалованный сын богатых родителей. Он поднялся с груды подушек, уселся рядом с Элиле и, грубо схватив ее руку, принялся осыпать поцелуями. Даже не взглянув в сторону юноши, красавица посмотрела на Назара, который мгновенно побледнел.

— Назар, — сказала она своим мягким, чарующим голосом, — не такой добровольный пленник, как ты. — И со смехом посмотрела на Назара, дразня и соблазняя его.

Я увидела, что в его душе идет чудовищная борьба. Канопианца тянуло к красавице с невероятной силой, но он боролся с собой, пытаясь устоять перед соблазном. Все присутствующие наблюдали за этой борьбой. В конце концов Назар перевел дыхание, поднялся со своего места, приложился к ее белой руке и, трепеща всем телом, поцеловал ее, но сделал это небрежно и даже неуклюже. Он вернулся на свое место, сел и, глядя перед собой, отхлебнул из кубка.

Внезапно Назар заявил:

— Эта тощая сирианская бюрократка наверняка шокирована нашим поведением. — И шумно втянул в себя воздух.

Со стороны путтиорян послышалось возбужденное гудение. На сей раз я не могла просто отшутиться.

— Понятное дело, Назар немного не в себе, — сказала я. Это видели все, что и спасло меня.

Юнец, который согнулся в подобострастной позе у колен Элиле, припав губами к ее руке, поднял глаза и прошепелявил:

— Мы хотим знать, из какого материала сшито твое платье, прекрасная сирианка!

Довольный собой, он посмотрел на Элиле, чтобы увидеть ее реакцию. Та нахмурилась и отдернула руку.

— Мое платье сшито из канопианского крепа, — отрезала я.

— Это правда, — подтвердил Назар. — Он тяжело дышал, не сводя глаз с прекрасной Элиле и обиженного юнца, который распластался на полу, уронив кудрявую голову на полуобнаженные ступни пленительной хозяйки. Я видела, что больше всего на свете Назару хочется тоже броситься к ее ногам.

— Могу я пощупать его? — спросила высокая худощавая девушка, которая сидела рядом со мной. На ней была сверкающая голубая юбка, но ее грудь была обнажена, если не считать украшений, которые прикрывали соски. Черные волосы доставали девушке до талии, у нее были темная кожа и темные глаза. Среди присутствующих нельзя было найти и двух человек, похожих друг на друга, — сочетания генов оказались причудливы и весьма разнообразны.

Не дожидаясь разрешения, моя соседка поднялась и нагнулась, чтобы потрогать мой наряд. Это было цельнокроеное платье без рукавов, которое по стилю не так уж сильно отличалось от ее собственного, но его немнущаяся ткань была непривычной даже для меня — она искрилась и переливалась словно мягкий, текучий металл, а если вы пытались сложить ее, струилась сквозь пальцы. Прилегая к телу, ткань выявляла его очертания, но, к счастью, мое платье оказалось достаточно просторным, так что у меня не было нужды смущаться из-за чрезмерной откровенности туалета. Я вспомнила, как Назар назвал меня «тощей бюрократкой», и пожалела, что не похожа на пышную, чувственную Элиле, от одного присутствия которой у всех начинала кружиться голова.

Стоило этой девице дотронуться до меня, как ко мне ринулось около дюжины гостей, — одни щупали платье, другие тянулись к браслетам и обручу на голове.

— Из чего это сделано? — бормотали они, обращаясь друг к другу, точно я была всего-навсего манекеном, на котором выставлены эти вещи… Затем я почувствовала, что с моей готовы стаскивают обруч, и едва успела протянуть руку, чтобы остановить похитителя. Тяжелые руки вора силой усадили меня назад в кресло.

Сквозь окружившую меня толпу я видела, что Элиле продолжает сидеть в кресле. Красавице явно хотелось тоже подойти и пощупать меня вместе с остальными, но ей мешала гордость. Назар напряженно наблюдал за происходящим, и я видела, что он переживает за меня. А мне, несомненно, угрожала серьезная опасность.