Разлом - Алина Островская Страница 36

«Один из законов жизни гласит, что как только закрывается одна дверь, открывается другая. Но вся беда в том, что мы смотрим на запертую дверь и не обращаем внимания на открывшуюся».

Андре Жид

Когда шагаешь в неизвестность, несомненно, возникают некоторые опасения. В моем случае, опасение затеряться меж мирами и стать неприкаянной душой, трясущей по ночам цепями, как Кентервильское приведение. Но за яркой вспышкой света и стремительным падением в никуда, я вдруг ощутил ледяную воду озера.

Трудно выразить словами, как я обрадовался этому промозглому холоду, сводящему в судороге мышцы ног. Водичка бодрит и освежает, запускает мыслительные процессы и все органы чувств.

Зрение, правда, передавало картинку слегка размытую, но грех жаловаться. Даже если бы я очнулся совершенно слепым, я бы все равно выбрал жизнь.

Один гребок руками придал телу ускорения, поднимая меня на поверхность. Сквозь рябь воды и туман перед глазами, виднелось обеспокоенное лицо Алариэль. Она наклонилась над водоёмом и всматривалась в его глубину, в надежде что-то отыскать.

Обронила чего?

Когда я вынырнул, она вскрикнула от неожиданности и отшатнулась назад. Секунда замешательства и тревога на ее лице сменилась тщательно скрываемым облегчением. Женщина шагнула ко мне и, придерживая за грудки, помогла выбраться на берег:

— Надо же, живой…

— Мне кажется или я слышу разочарование в твоём голосе? — хохотнул и тут же скривился от боли в груди. Но все же, как приятно распластаться по родной земле!

Ведунья проследила за моим болезненным движением и пальцами отодвинула разодранную ткань рубахи:

— Тебе нужна помощь. Идти можешь?

— Могу, только дай мне минутку отдышаться… Меня ты тут высматривала? Стыдно стало, что чуть не утопила? — откровенно подтрунивал я над ней.

— Иначе бы ты не попал в Разлом, — парировала она, складывая руки на груди. — Ты нашёл, что искал?

— Вопрос сложный и требует осмысления. Но сперва раны. Кажется, уже пошло заражение.

Без лишних слов ведунья помогла мне подняться. Шёл я сам, босой, хромой, побитый и с привкусом горечи от своего путешествия. Мне следует многое обдумать и принять.

— Всем скажем, что на тебя зверь напал в лесу, — предложила Алариэль, старательно выбирая дорогу назад.

— А как ты объяснила мое двухдневное отсутсвие?

Все-таки мелкие сухие сучки продолжали терзать мое лицо, добавляя к лиловому фингалу и запекшимся ссадинам новые краски.

— Двухдневное? — удивилась ведунья и резко повернулась ко мне. — Тебя не было всего несколько минут.

Теперь удивился я. Интересное преломление времени получается.

— Это к лучшему. Кельвар и без того относится ко мне с излишней неприязнью и подозрением, — рассудил я, заострив внимание на накатившей слабости и лёгком головокружении. Первый порыв радости от возвращения в живое тело прошёл, уступая место болезненным ощущениям во всем теле и жару.

До лазарета добрался практически в бреду. Организм и без того удивительно долго продержался на голом энтузиазме и регулярном выбросе адреналина. Когда мы вошли в лазарет к остальным, Эли поддерживала меня, поднырнув под моей рукой. Перед глазами плыло, но я точно выделил испуганное лицо ее помощницы, замершей с прижатыми к лицу руками, прикрывающими округлившийся в ужасе рот. Алариэль рыкнула на неё, приводя в чувства и женщина поднырнула с другой стороны, помогая дотащить меня до койки.

Я выхватывал обрывки фраз, борясь с ознобом и головокружением, смешивающим все в одно пятно. Среди четких указаний Эли, отдаваемых селянке с удивительной строгостью и спокойствием, я разобрал насмешки Кельвара и предложение оставить все, как есть. Мол, если судьба — очухается. Что ответила на это ведунья я не знал, поскольку погрузился глубже в сон.

Сознание вернулось от жгучих ощущений в области груди. Я приоткрыл глаза и сквозь лихорадочную пелену увидел женское лицо, низко склонившееся надо мной. Эли аккуратно шила раны, нахмурив брови и, заметив, что я ненадолго пришёл в себя, напоила горьким отваром.

Наблюдал за ней полуприкрытыми глазами, грешным делом отмечая, привлекательность острых скул и глубину голубых глаз. Даже шрам, рассекающий лоб и хвостик брови, казалось, придавал ей особого шарма.

Ещё один прокол плоти острой иглой, точно удар под дых, выбил из меня мысли, нагнанные горячкой. По виску скатилась тонкая струйка пота и я прикрыл глаза, крепко стискивая зубы. Издать хоть звук при Кельваре и остальных воинах было бы ниже моего достоинства.

Благо терпеть долго не пришлось. Отвар ведуньи стал действовать, мягко отключая меня от реальности.

Назойливый крик петуха казался чертовски знакомым. А, да это же соседский, наверное. Как же он задолбал глотку драть. Поймаю и сварю суп. Давно хотел.

Так, стоп. Как соседский?…

Шестерёнки в голове, будто заржавели, и шли туго с протяжным скрипом. Я приоткрыл один глаз и осмотрел избу, в которой кроме меня никого уже не было.

Никакой не соседский. Ты в забытом богом месте, Юра. Зато живой и, быть может, даже здоровый, а все остальное наживишь.

Я взялся за голову, на которой оказалась повязка, и помассировал виски. Осмотрел себя — почти весь забинтован. Да не так уж и сильно я пострадал, чего из меня мумию делать! Стал стягивать повязку со ступни, когда в избу отворилась дверь.

— Пришёл в себя? Не трогай!

Алариэль подлетела ко мне и убрала руки от повязок. На колени поставила чашку с кашей и всучила деревянную ложку.