ЭТНОС. Часть вторая. Догма - Павел Иевлев Страница 36

— И кто принимает решения об интердикте? — спросил Мейсер.

— Конклав иерархов. Ходят слухи, что в этот раз решение было принято не консенсусом, а простым большинством, в отсутствие представителей Меровии. Они не смогли прибыть, их не пропустили на границе.

— То есть это чисто политическое решение? — уточнил Теконис.

— Неизвестно. Либо светские власти Лиги Морских Держав смогли как-то надавить на иерархов, либо это идеологическое решение самой церкви. Официально меровийское священство было отстранено от принятия этого решения из-за того, что подозревается в связях с креатурой Разрушителя.

— Это со мной что ли? — удивился я. — Вот уж нет! Никаких связей с бородатыми мужиками в платье — мой жизненный принцип!

— И что дальше? — спросил Мейсер.

— Либо меровийское священство подтвердит интердикт, либо они автоматически распишутся в пособничестве Разрушителю и утеряют право служения. Меровия останется без церкви — ни пожениться, ни дать ребёнку имя, ни похоронить умершего, ни, самое главное, уплатить налоги. Это даже если не касаться духовной составляющей — здешнее общество менее религиозно, чем обычно, но всё же это будет серьёзным ударом по общественным настроениям. Сейчас церковь молчит, вероятно, до сих пор не могут принять решение.

— А какие ещё варианты? — спросил я.

— Можно огласить встречный интердикт.

— Это как?

— Объявить, что иерархи, принявшие первый, сами пособники Разрушителя, а значит, их решение неправомерно. И это они утратили право на служение. Но это будет первый в здешней истории церковный раскол, последствия сейчас просчитывает Антонио.

— Не ждите чудес, — сказал бородач, не отрываясь от планшета. — Ресурсов мало, а вводных много. Слишком все гипотетически. Но по первым прикидкам — хорошего мало. Прежде всего из-за социальных факторов. С вероятностью семьдесят восемь процентов раскол внешний вызовет и раскол внутренний. Часть служителей поддержит общую иерархию, часть — региональную. В результате, системный паралич одной из ключевых социальных структур.

— Мы можем как-то повлиять на их решение? — спросил Мейсер.

— Увы, — покачала головой Джулиана, — как я уже говорила, мы недооценили роль церкви. Системным внедрением туда лояльных кадров никто не занимался.

— То есть мы просто сидим и ждём, что они решат?

— Именно.

* * *

— Каково тебе быть дочерью самого ужасного человека в мире? — спрашиваю я Нагму.

— Я уже была «иблисов выблядок», — пожимает плечами она. — Ничего нового. Кстати, если разделить твою ужасность на количество миров, где людей вообще нет, то в среднем выйдет, что ты просто «немного вредный».

— Да уж, похоже, твой учебник по математике Катрин так и не вернула.

— Ей он нужнее, — отмахивается дочь. — Я ещё геометрию за восьмой класс привезла. Ей интересно, прикинь?

— А тебе?

— А мне — нет, — отрезала дочь. — Я только из уважения к тебе всё это учу. Как можно не слушаться самого ужасного человека в мире? Он же самый ужасный!

Дочь подошла и обняла сзади, положив острый подбородок на плечо.

— Ты не расстраивайся, пап. Я тебя буду любить, даже если у тебя рога вырастут, как у чёрта. И хвост. Хвост даже прикольно — им можно вилять, на него можно повязать бантик, им можно летом отгонять мух, а зимой… Зимой не знаю что. Зимой его, наверное, придётся под одеждой прятать чтобы не замёрз. Обматывать вокруг себя под свитером.

— Спасибо, колбаса, очень утешила. Но я не особо расстраиваюсь, это просто работа. Закончим её и уедем. Там, где мы воевали со Слоном, местные тоже редко были от нас в восторге.

— Да мне больше Катьку жалко, пап. Она сильно за тебя переживает, хотя вида не подаёт.

— Да, иметь чёрта в паладинах для принцессы как-то неприлично, — улыбаюсь я.

— Вот ты зря смеёшься, — отталкивает меня Нагма, — для неё-то все это не работа. Для неё всё всерьёз. Ей тут жить. Её знаешь, как колбасит сейчас? Она же с детства в церковь ходит, для неё это вообще, ну, такое… Основа всего. Там всегда говорят, как жить правильно. И теперь она сидит и ждёт, а если эта церковь скажет, что единственный человек, которого она в жизни любила, — плохой?

— Послушай, но это романное рыцарство, «я люблю вас, мой паладин» — это же такая социальная условность, что ли. Салонные игры аристократии. А я даже не настоящий граф.

— Знаешь, папка, — сказала Нагма внезапно серьёзным голосом, — ты у меня такой умный, что иногда дурак совсем.

Что можно ответить дочери на такую подачу? Вот и я не нашёлся. Но тут, к счастью, в дверь постучали.

— Привет, Джулиана, — поприветствовал я доктора Ерзе. — Есть новости?

— Да, — сказала она сухо. — Церковь Меровии не пошла на раскол. Они примут интердикт. Ты станешь официальным пособником дьявола.

— И что теперь?

— Боюсь, нам придётся тебя убить.