Что может быть проще времени? - Клиффорд Саймак Страница 32

– Совершенство, – повторил Блэйн, как будто пробуя слово на вкус.

– На той планете не было ни злобы, ни алчности, ни извращенного честолюбия, которое кует злобу и алчность. Совершенная планета, планета для совершенного народа. Социальный рай.

– Не вижу…

– Задумайся на минуту. Приходилось ли тебе когда-нибудь видеть предмет, картину, скульптуру, пейзаж, настолько прекрасный и совершенный, что ты испытываешь физическую боль?

– Приходилось, раз или два.

– Разумеется. Но картина или скульптура – это предмет вне жизни человека, твоей жизни. Это всего лишь эмоциональное переживание. Практического значения оно не имеет. Ты можешь прожить прекрасно всю остальную жизнь, так и не увидев эту вещь снова, ты только изредка будешь вспоминать ее и, вспоминая, снова чувствовать боль. А теперь представь этику, культуру, образ жизни, который мог быть твоим. И это настолько прекрасно, что испытываешь боль, как от гениального полотна, только в тысячу раз сильнее. Вот что увидел Годфри. Вот почему он вернулся «тронутым». Он чувствует себя оборванным мальчишкой из трущоб, из-за ограды увидевшим сказочную страну – настоящую, живую сказку, до которой можно дотянуться, потрогать, но в которую он никогда не попадет.

Блэйн глубоко вздохнул и медленно выдохнул.

– Вот оно что. Вот чего он хочет.

– А ты бы на его месте?

– Наверное. Если б я это увидел.

– А ты спроси Годфри. Он тебе расскажет. Или лучше не спрашивай. Пускай он сам.

– Тебе он рассказал?

– Да.

– На тебя это произвело впечатление?

– Я же здесь, – ответила она.

Официантка принесла заказ: огромные сочные бифштексы с картофелем и салатом. На середину стола она поставила кофейник.

– Выглядит аппетитно, – сказала Гарриет. – Всегда хочу есть. Помнишь, Шеп, как ты впервые пригласил меня пообедать?

Блэйн улыбнулся:

– Конечно, помню. Ты тогда тоже была страшно голодна.

– И ты купил мне розу.

– Кажется.

– Ты такой милый, Шеп.

– Если я не ошибаюсь, ты журналистка. Как же…

– А я и занимаюсь одной историей.

– И эта история – «Фишхук».

– В какой-то мере, – пробормотала она, принимаясь за бифштекс.

Некоторое время они ели молча.

– Послушай, – прервал молчание Блэйн. – При чем здесь Финн? Годфри считает его очень опасным.

– А что ты знаешь о Финне?

– Немного. Из «Фишхука» он исчез до того, как я там появился. Но слухи остались. Когда он вернулся, он начал визжать. Что-то с ним случилось.

– Случилось, – подтвердила Гарриет. – И теперь он ходит повсюду со своими проповедями.

– Проповедями?

– Изгнатель дьявола, экзорцист, потрясающий Библией. Только без Библии. Доказывает, что звезды – зло, что человеку место на Земле. Здесь он в безопасности, а там его поджидает зло. И что ворота исчадию зла открыли парапсихи.

– И его проповеди слушают?

– Слушают, – подтвердила Гарриет. – Люди в восторге от них. Они в них купаются. Ведь для них-то звезды недосягаемы. Поэтому анафема звездам им по вкусу.

– В таком случае анафема и парапсихам. Ведь это они – призраки и оборотни…

– И гоблины. И колдуны. И злые духи. И все прочее.

– Он просто шарлатан.

Гарриет покачала головой:

– Он не шарлатан. Он так же искренен, как Годфри. Он верит в зло. Потому что он видел Зло.

– А Годфри видел Совершенство.

– Именно. Ни больше ни меньше. Финн убежден, что человеку в космосе делать нечего, равно как Стоун убежден, что спасение человечества – звезды.

– И оба борются против «Фишхука».

– Годфри хочет положить конец монополии, но сохранить основу. Финн идет дальше. «Фишхук» для него – не главное. Его цель – паракинетика, ее он собирается уничтожить.

– Финн считает Стоуна врагом?

– Он стоит у него на пути. А поделать Финн ничего не может: Годфри старается не подставлять себя. Однако Финн знает его планы и считает его основной фигурой, способной объединить паракинетиков. Естественно, при первой возможности он попытается от него избавиться.

– Похоже, тебя это не слишком страшит?

– Годфри не боится. Для него Финн – лишь еще одна проблема, еще одно препятствие.

Они вышли из ресторана и двинулись вниз по асфальтированной дорожке, тянущейся вдоль фасадов номеров.

В свете умирающего дня долина переливалась черными и пурпурными бликами, отражаясь в мрачной бронзе реки. Последние солнечные лучи освещали верх обрыва на противоположном берегу; серебристой молнией по синеве в небе все еще носился ястреб.

Они дошли до своего блока. Блэйн толкнул дверь, пропуская Гарриет вперед, затем вошел сам. Не успел он пересечь порог, как столкнулся с Гарриет.

Гарриет коротко вскрикнула, и он почувствовал, как она напряглась, прижавшись к нему.

Он поглядел через плечо. Вытянувшись, лицом вниз, на полу лежал Годфри Стоун.