Невозвратимое - Алиса Арчер Страница 26

Легче всего было изменить вчерашний день.

Пространство поддавалось изменениям без усилий, неуловимо перестраиваясь, не нарушая целостности вновь образующихся слоев времени. Каждая уходящая секунда создавала новый пласт, в котором материя сперва казалась эластичной и хрупкой и лишь спустя мгновения обретала прочность и жесткость физического воплощения. И становилась тем тверже, чем глубже в прошлое уходили слои.

Книжник стоял в комнате Уварова и рассматривал пласты времени. Стоило сосредоточиться – и мир распадался на бесчисленные фрагменты. У каждого предмета, каждого объекта и явления была своя независимая временна́я структура, которая взаимодействовала с другими, постоянно формируя новую реальность. Книжник перемещался от слоя к слою, передвигал мебель, ломал и уничтожал предметы, наблюдая, к каким последствиям приводили его действия. Он видел, что сломанный в далеком прошлом предмет еще какое-то время существовал в настоящем, пока волна изменений достигала последнего слоя. И восстанавливал сломанное, ныряя на несколько слоев глубже того пласта, где разрушил предмет. Забирал его и возвращал в следующую секунду, рождая две волны преобразования времени. Одна убирала предмет из реальности, стирая его из всех последующих слоев, вместе с уничтожавшим этот предмет Книжником. Другая восстанавливала объект во всех временны́х слоях до настоящего.

Чем больше Книжник манипулировал пространством и временем, тем лучше у него получалось. Ему практически удалось справиться с болью от перемещений на длительные временны́е дистанции. Теперь он преодолевал толщу времени с той же легкостью, с какой двигался по комнате. И сейчас ему предстояло проверить, способен ли он проходить сквозь время за пределами комнаты Уварова.

Он перешагнул несколько слоев времени и вышел в коридор ночью месяцем ранее – в начале января 2016 года. Спустился по лестнице, взломал замок и покинул Центр исследования аномалий. Постоял во дворе, глядя под редким медленным снегом на темные окна пустующего в праздники здания. Лишь в одном окне на втором этаже горел свет – в кабинете профессора Вяземского. Еще не знающего о существовании Книжника. Еще пытающегося спасти мир. Книжник ухмыльнулся. Приятных чувств он к Вяземскому не испытывал, но признавал, что предложенная им сделка все же состоялась. Каждый получил что хотел. Профессор остановил аномалии, а Книжник обрел свободу. И возможность спасти Малютку. Ради этого Книжник был даже готов оставить Вяземского в живых. Если, конечно, профессор не станет слишком ему докучать.

Книжник обогнул ЦИА и вышел на улицу. Прошел несколько улиц, разглядывая украшенные рождественскими гирляндами витрины. Завернул за угол продуктового магазина и увидел здание онкологического центра. Там на четвертом этаже лежал Мозес Луццатто. Живой. От этой мысли у Книжника шевельнулось сердце. Непривычное странное ощущение. Ему захотелось увидеть старого друга, поговорить с ним, но он сдержался. Для Луццатто он сделает гораздо больше. Потом. После того как вновь увидит Малютку.

Он отправился дальше и вскоре нашел то, что искал. Большой неосвещенный пустырь между домами. Где никто не мог его увидеть и где он мог спокойно упражняться в перемещениях во времени и пространстве. Он переступил невысокий заборчик и пошел в глубь пустыря. Когда темнота полностью скрыла его, остановился. И почувствовал тяжелый сладковато-гнилостный запах. Вонь начавшего разлагаться трупа. Постояв с минуту, Книжник понял, что пахнет не человеческими останками. Скорее всего, сдохла крыса или кошка. В любом случае искать источник зловония Книжник не собирался. Отошел на пару шагов, где запах ощущался не столь явственно, и попытался сконцентрироваться.

В темноте временны́е наслоения были едва различимы и, ухватившись взглядом за ближайшую линию времени, Книжник переместился. Яркий свет неприятно резанул глаза, и Книжник ощутил на коже горячие солнечные лучи. Он стоял на пустыре в разгар жаркого летнего дня. Книжник выбрал новый слой и переместился на несколько лет назад. Едва он появился на пустыре, как под ноги ему бросился небольшой кокер-спаниель. Его хозяин, куривший неподалеку, услышав веселое собачье повизгивание, начал оборачиваться, и Книжник поспешил убраться обратно в 2016 год. Он понял, что может перемещаться во времени из любой точки на планете. Но для того, чтобы изменить прошлое, этого недостаточно. Он должен научиться мгновенно перемещаться в пространстве, независимо от времени, в котором находился. Иначе Малютку ему не спасти. Его дочь заслуживает лучшей участи, чем расти в семье убийцы и наркоманки и всю жизнь переезжать с места на место, прячась от прошлого. И влиять нужно не только на момент ее смерти. Чтобы спасти Малютку, нужно изменить судьбу.

Он сосредоточился на перемещении в собственное прошлое. Линии времени, окружающие тело, переносили Книжника в пространстве туда, где он находился в тот период. Время было расстоянием, сменой порядка последовательности движения от одной точки пространства до другой, а значит, Книжник мог перемещаться в абсолютном пространстве, свободном от времени. Теоретически. Но как осуществить это на практике?

Книжник задумался. Если стремительно перемещаться в разные периоды прошлого, меняя каждый раз точку выхода и оказываясь в разных местах, можно увидеть вектор пространственного смещения. Книжник начал движение, пытаясь разглядеть во временно́й сети линию, которая переносит его в пространстве, но ничего не заметил. Он пытался снова и снова, перепрыгивал годы, возвращался и начинал сначала. Безрезультатно. Пространство не подчинялось. Он двигался лишь во времени. Он был зависим от его течения и не мог свободно выбирать направление для перемещения. Не мог, минуя временны́е слои, перенестись в пространстве хотя бы на один метр.

Он вернулся на пустырь и уселся на землю. Глаза ломило от напряжения, и кружилась голова, но он чувствовал, что упустил что-то важное. Где-то на границе настоящего и прошлого находился ответ, и Книжник должен был его отыскать.

Изнутри поднималась темная ярость, как и всегда, когда ему не удавалось получить желаемое. Утолить эту ярость могла только чужая боль. Чужая мучительная смерть. Только она приносила ему истинное удовольствие – успокаивала, давала разуму власть над звериным безумием, стремившимся захватить его полностью. Хорошо, что Малютка никогда не видела его таким. Он закрыл глаза, пытаясь справиться с настойчивым желанием пройтись по улицам и кого-нибудь найти. Мужчину, женщину, животное. Любое существо, чьи предсмертные хрипы принесут ему облегчение.