Падальщик - Ник Гали Страница 23

Неделю спустя Ли-Вань смог произвести еще одно чудо, гораздо больше значившее для него, чем эксперимент с погодой.

Дело в том, что когда он в новогоднюю ночь уехал из Ват-Утона, он оставил там все свои нехитрые пожитки. Вещей было не жаль — всех, кроме одной; он жалел о ватном зайце, которого много лет назад унес с собой в маленьком узелке из соседского дома.

Решив после первого успеха с погодой подвергнуть Второе Откровение более сложному испытанию, он задумал вернуть себе зайца. Последний раз, когда он его видел, заяц был уже не белоснежный, как в детстве, но потертый и грязный — по правде, местами его мех больше походил на щетину сапожной щетки. Но нос у зайца по-прежнему был блестящей розовой пуговицей, уши имели нутро, куда можно было засунуть палец, как он любил проделывать в детстве, а лапки были подбиты коричневыми кожаными лепешечками. Самое же главное было то, ЧТО стойкий синтетический запах несмотря ни на что оставался в зайце — если зарыть нос в свалявшийся мех, можно было снова почувствовать его и перенестись…

Ли-Вань стал представлять себе зайца.

Проходили дни, но ничего не происходило. Помня наставление Учителя о том, что Знание всегда работает с отсрочкой, Ли-Вань упорно вновь и вновь воспроизводил в своем сознании мамину игрушку, все ощущения, связанные с ней — во всех подробностях. Кроме этого, он беспрестанно пытался вызвать в себе ту радость, которую испытал оттого, что чудесным образом — все равно каким — заяц вновь оказался у него. Засыпая, он вызывал в памяти запах синтетической ваты, — и на какой-то миг ему, действительно, становилось спокойно и уютно, — Ли-Вань улыбался во сне.

И вот чудо случилось, — хотя и не то, которого ждал Ли-Вань.

С несколькими братьями он днем спустился с горы и направился в близлежащее селенье за дарами. На подходе к селенью у дороги стоял одинокий хутор, состоявший из нескольких домов, и монахи зашли в него попросить воды. У крыльца одного из домов Ли-Вань увидел старушку — та сидела на циновке и раскладывала перед собой на тряпке лепестки целебного растения. Эта женщина делала и продавала дешевые снадобья.

Увидев Ли-Ваня, старушка поприветствовала его и кивком головы поманила к себе. Он подошел.

Подняв к нему лицо, женщина улыбнулась беззубой улыбкой и протянула ему пузырек с жидкостью, — один из тех, что стояли на простыне, готовые на продажу.

— Вот, возьми, — сказала она, — это от простуды, чтобы ты не болел.

Ли-Вань поблагодарил ее и взял пузырек. Взгляд его задержался на лице женщины. Что-то знакомое почудилось ему вдруг в этих седых прядях, выбивающихся из-под косынки, в оживлении, которое блеснуло в выцветших глазах, в самом жесте, которым женщина протягивала ему склянку, и в том, как она сказала ласково: «Чтобы ты не болел». Она дала ему лекарство не как прочие прихожане давали пожертвования ученику Будды, — уважительно, но отдавая дань традиции и в обмен на свет, который он молитвой обращал на них, — она сама дала ему свет, теплую волну, которая вышла из ее глаз, прошла сквозь него, вымыв от внутренней дрожи, положив каждый нерв его, словно вылизанного котенка, на нагретое солнцем место.

Эту волну он помнил хорошо. Давным-давно, когда мальчиком он болел, мама подносила ему лекарство, наклонялась над его постелью и — он чувствовал то же.

Он внимательнее посмотрел на женщину.

Преславний Будда! Морщины на старом лице словно расправились, черты его стали похожи на… мамины, — а пальцы! У него перехватило дыхание — пальцы были длинные, с аккуратно подстриженными ногтями, они словно не подверглись старению — он помнил эти пальцы…

Ли-Вань опустился на землю рядом со старухой.

— Как вас зовут? Откуда вы родом?

— Я Сенг Джи, — ласково ответила женщина, — я всегда жила здесь. Сейчас все перебрались в город, — добавила она, снова начав перебирать лепестки на тряпке, — в округе осталось только три дома со стариками.

Ли-Ваню не хотелось уходить.

— Вы что-то хотите у меня спросить? Вам нужен совет от ученика Будды?

Старуха задумалась.

— Что делать, когда старость гнет к земле и глаза плохо видят? Как жить?

Ли-Вань посмотрел на нее — она не выглядела, как отчаявшийся в старости человек. Он пробормотал:

— Каждое утро мы рождаемся вновь. То, что мы делаем сегодня, значит больше всего того, что мы сделали за всю предыдущую жизнь.

— Но как быть с ошибками, которые мы допустили в жизни?

И опять Ли-Ваню показалось, что голос старой женщины прозвучал молодо, как мамин в детстве, когда она спрашивала, сделал ли он порученное дело.

Он опять ответил: Как змея сбрасывает кожу, мы должны сбрасывать с себя свое прошлое вновь и вновь.

Старуха подняла голову и взглянула на него, и Ли-Вань увидел в ее взгляде ласковую улыбку.

Кто-то сильный, кто-то много больше Ли-Ваня произнес его голосом:

— Если наше сочувствие и прощение не распространяются на нас самих, они не полны.

Женщина вдруг подняла руку с красивыми длинными пальцами, положила ее на голову Ли-Ваня, чуть выше лба, и тихонько погладила его. Так сделала мама последний раз, когда он видел ее — много, много лет назад…

Как объяснить?

Он давно не чувствовал себя таким спокойным и уверенным в себе, как в тот вечер, возвращаясь с проповеди в селенье. Словно что-то починили в нем — нет, еще не до конца, но как будто пришли на давно пустующее пепелище рабочие и начали разгребать мусор и готовить опоры нового дома, — и весело застучали топоры, и запахло свежим деревом…

В тот же вечер Ли-Вань снова пришел к Учителю — советоваться о Знании. Тот, выслушав его, принял озабоченный вид.

— Ты не пытался воскресить свою мать? — спросил он, нахмурившись. — Ты не думал об этом?

— Нет, — поспешно ответил Ли-Вань, — я хорошо запомнил, что опасно планировать сложный переход в новое прошлое слишком рано. Я желал другого, я представлял себе довольно простую вещь…

Он осекся, ибо помнил наставление Учителя не делиться ни с кем в период перехода в другой мир своими мыслями, которыми собираешься стать.

— Но то, что ты представлял себе, каким-то образом было связано с твоей матерью?

— Да, — кивнул Ли-Вань, — но не напрямую…

Учитель коротко кивнул в ответ.

— Мироздание отзывается на тон звучания струны желания. Подобное притягивает подобное. Ты, верно, создал в душе своей ощущение присутствия матери, — и часть ее проснулась в этой Женщине.