Футуроцид. Продолженное настоящее - Андрей Столяров Страница 22

Так вот, в один из этих смятенных дней я краем глаза заметил, как Петка о чем-то шепчется с Мармотом и его бандой. Причем поглядывают они в мою сторону. На всякий случай я раскопал в кухонных ящиках металлическую отбивалку для мяса, пристроил ее в петле на поясе и потренировался выхватывать. Получалось неважно: продолговатая голова отбивалки упорно застревала в петле. Изобрести ничего лучше я не успел, они тем же вечером подловили меня в умывальнике. Я даже не сообразил, как это произошло, вот только что никого не было и вот – стоят пять человек, отрезая меня от выхода.

Видок у них был еще тот. Мармот – как бы сплющенный сверху и потому сильно, как тумба, раздавшийся вширь, Погань – с бельмами на обоих глазах и мокнущими язвочками на щеках, Слюнтяй – с вечной своей белесой ниткой слюны, тянущейся изо рта, Рожа – с акромегалическими выступами костей, ну и Петка – отвратительный, тощий, с крысиными глазками, полными гадливого торжества.

Пятеро – это было много. У меня лопнуло сердце, разлетевшись брызгами страха по всему телу. Нечего было и думать хвататься за свою дурацкую отбивалку. Пока я ее вытаскиваю, меня уже собьют с ног.

Я замер.

Они тоже не торопились.

Чего им спешить? Бежать мне все равно было некуда.

– Так ты, оказывается, натурал? – сказал Мармот и почесал волосатую бородавку на подбородке.

Ответа он не ждал. Но я все равно ответил:

– Тебе-то – что?

Голос мой дрогнул, выдавая испуг.

Мармот, почувствовав это, растянул губы в усмешке.

– Ну ты знаешь, что мы делаем с натуралами. Впрочем, у тебя шанс есть, – мотнул головой. – Петичек, голубок, объясни ему.

И Петка шагнул ко мне, встав вплотную:

– Очень просто. Ты сейчас обслужишь нас всех. Хорошо обслужишь – значит, жить будешь. Но только если обслужишь действительно хорошо. Уж ты постарайся. – Он протянул руку и погладил меня по щеке. – Постарайся, мой сладенький… Я так давно этого ждал…

Да, шанс у меня был. Не знаю, каким образом я догадался об этом, но молниеносным движением схватил Петку за руку и вывернул ее так, что он согнулся и завопил:

– Пусти!.. Сломаешь!..

– Ну, Яннер, все, ты допрыгался… – угрожающе начал Мармот.

Закончить фразу я ему не позволил. Еще сильней вздернул Петкину руку и развернул его боком.

– Смотрите, с кем вы связались!

Они уже и сами увидели – желтоватое, с обломанными краями, слюдяное пятно на предплечье.

Сразу же отступили назад.

Тогда я оттолкнул Петку, и тот, запутавшись в своих тощих ногах, сел на пол.

Впрочем, тут же вскочил.

Однако Мармот уже выставил перед собой здоровенный кулак:

– Стой, где стоишь!..

– Ребята!.. – завизжал Петка. – Он же натурал, вы что, сдурели?… Натурал, натурал, клянусь чем хотите!..

У Мармота густые брови полезли на лоб.

– Ах ты, сволочь! – хрипло процедил он. – Скотина!.. Ты меня заразил!.. – и ногой, обутой в тяжелый ботинок, изо всей силы ударил Петку снизу. Тот рухнул на корточки, отчаянно прижав ладонями низ живота, и тоненько-тоненько от невыносимой боли завыл.

А Мармот чуть примерился и тем же тяжелым ботинком заехал ему в лицо.

* * *

Через две недели стало окончательно ясным, что пессимистический прогноз Чугра сбывается: мы, скорее всего, не выживем. От нашего класса осталось лишь одиннадцать человек, и тот же Чугр, который, вопреки внешней слабости, был среди них, опираясь на свои расчеты – он их вел ежедневно, несмотря ни на что – утверждал, что уровень заболеваемости пока не снижается, а это значит, что мы протянем от силы еще семь – восемь дней.

Примерно также складывалась ситуация и в других изолятах. Во флигеле, куда увел один из классов Беташ, в живых осталось всего шесть человек, в помещениях мастерских со Сморчком чуть больше, вместе с ним – девять, а спортивный комплекс, где обосновалась группа Жердины, уже три дня напрочь не откликался на вызовы. Там, наверное, не осталось вообще никого. Оранжевые таблетки, вселившие поначалу столько надежд, оказались неэффективными. Вакцина, которую нам регулярно и клятвенно обещал Медцентр, так и не появилась. Провели еще раз тотальную дезинфекцию: туман рассеялся, сполз, а чума осталась.

Не помогали никакие предосторожности. Сразу же после драки, где был избит Петка, банда Мармота, прихватив почти все имевшиеся продовольственные запасы, забаррикадировалась в дальнем отсеке Главного корпуса. Щели в дверях они плотно зашпатлевали, облили дезинфицирующим раствором, предупредили, что убьют любого, кто попробует к ним войти, но уже через пару дней оттуда вытолкнули Слюнтяя, покрытого слюдяными струпьями – тот, закатывая глаза, побрел по коридору, хватаясь за стены, от него отшатывались – а еще через день точно так же были оттуда изгнаны Рожа и Погань. Сам Мармот продержался несколько дольше, но и он в конце первой недели попытался сдаться санитарным войскам: вышел из ворот школы и, размахивая полотенцем, начал кричать, что абсолютно здоров, опасности не представляет, напротив, у него образовался иммунитет: «Возьмите, возьмите меня в Медцентр!..» Непонятно, на что он рассчитывал. Его застрелили, едва он сделал пару шагов к кордону. А затем мы могли наблюдать, как выползает из-за ограждений пузырь легкой медицинской танкетки, как санитары, облаченные в биокостюмы, запечатывают тело Мармота в прозрачный пластиковый мешок, как грузят его в багажник танкетки, как та снаружи и изнутри окутывается ядовитым туманом, и наконец уползает обратно, чтобы доставить ткани и органы в исследовательский отдел Медцентра.

– Послужит науке, – в качестве эпитафии заметил Чугр.

Через пару часов его самого начало трясти лихорадкой. Появились воспаленные, красные пятна на коже. Чугр лег в пустом дортуаре и больше уже не вставал. Я пару раз навещал его, приносил воду, еду. Чугр открывал глаза и смотрел на меня, как на пришельца со звезд, ни слова не говоря. По-моему, он мало что понимал.

Я тоже пережил крайне неприятный момент. Вдруг подскочила температура, меня начал колотить жуткий озноб, между приступами его наваливались слабость, апатия: при каждом усилии я задыхался и взмокал от испарины. Дневной свет приобрел желтоватый оттенок, я словно смотрел на мир сквозь какой-то фотографический фильтр.

К счастью, уже через сутки это прошло.

Отец Либби сказал, что теперь из моей крови можно было бы попробовать изготовить вакцину.

– Если только это была в самом деле чума, а не простуда какая-нибудь – тут ведь у нас кругом сквозняки… – Он немного подумал. – И, знаешь, я, пожалуй, не буду сообщать об этом в Медцентр. В конце концов, вакцину они синтезируют и без тебя…

К тому времени нас осталось лишь четверо. Помимо меня и отца Либби еще двое бледных ребят со сходными именами – Пронник и Бринник. Вроде бы – генетические близнецы. Наверное, линия «ИК» оказалась более устойчивой, чем другие. С нами они практически не общались: взявшись за руки, тихо, как призраки, бродили по пустым коридорам. А потом так же тихо исчезли; видимо, заболели и вместе слегли в одном из пустующих дортуаров. Стыдно признаться, но, не увидев их как-то утром, я облегченно вздохнул. Мне хватило и Петки, который умирал долго, мучительно, целых четыре дня, кричал и захлебывался от плача, так что слышно было на весь первый этаж, звал меня, умолял не бросать его одного. А когда я, собрав волю в кулак, изредка к нему заходил, вцеплялся в мою ладонь, гладил ее, пытался поцеловать, нес сумасшедший бред, что полюбил меня с первого взгляда, что еще никто так, как он, меня не любил, что там, в другом мире, на небесах, он будет ждать меня сколько потребуется: мы наконец будем вместе, наши души обретут блаженный покой… И все это перемежалось слезами, истерикой, просьбами о прощении, клятвами в верности: ничто, ничто никогда не сможет нас разлучить.