Инкубус - Михаил Зуев Страница 22

С лавочки метрах в десяти от подъезда неторопливо поднялся высокий тощий пожилой мужчина, поблескивающий старыми тяжелыми очками в роговой оправе, похожий на диковинное насекомое – то ли гигантского таракана, то ли саранчу.

– Урфин? – поинтересовался Док.

– Евгений, – протянул руку «таракан». – Жека.

Док сидел возле кухонного окна, наблюдая, как Жека проворно управляется с жаркой картошки.

– Курить можно?

– На балконе.

Взял трубку, вышел в гостиную, открыл балконную дверь. Внизу шумела Куинджи, а прямо за ней на многие километры под уклон и вплоть до самого моря то тут, то там понатыканы маленькие старые одноэтажные домишки. Вдалеке слева, в колышущемся фиолетовом мареве – гигантские очертания металлургического комбината, облагораживающего округу запахом тухлых яиц. Да уж, адская смесь – вымоченный в ирландском виски табак с сероводородом, брезгливо поморщился Док.

Жека снял сковороду с огня, водрузил на стол. Одним точным движением вскрыл банку с тушенкой, вывалил содержимое в сковороду, перемешал.

– Кушать подано. Садитесь жрать, пожалуйста ^[25], – достал из холодильника наполовину пустую, с аляповатой этикеткой бутылку польской водки. – Пить будешь?

– Буду, – кивнул Док, извлекая из чемодана бомбообразную литр семьсот пятьдесят классического «Абсолюта».

– Я в этой квартире с рождения, – чавкая картошкой, пояснил Жека.

– А что, дом такой старый? – спросил Док.

– Пятьдесят четвертого. А я шестьдесят первого. Тут же одни халупы были. В войну фрицы много пожгли да побили. Они, блядь, когда драпали, камня на камне не оставили. Так что всю улицу пятиэтажками заново отстраивали. Красиво получилось. Солидно.

Мы с тобой почти ровесники, Урфин, подумал Док.

– Ты реально всю жизнь тут живешь?

– Ну да. Отцу с матерью от завода дали. Отец был главный энергетик. Я в школе учился – семьсот метров в горку туда, семьсот метров под горку оттуда. А как закончил, в институт пошел.

– В какой?

– Ха, это сейчас можно спрашивать – в какой, мол. А тогда он один был. ЖМИ назывался – Ждановский металлургический институт. Отец – энергетик, ну и я на энергетический. Вышки, изоляторы, провода-канаты, трансформаторы, «не влезай, убьет» – романтика!

Жека снял тяжелые очки, подслеповато проморгался, достал из очечного футляра тряпочку, протер линзы и аккуратно водрузил очки обратно на нос. Этот пожилой человек и так имел что-то трогательное, несуразное во внешности, а без очков и вовсе становился беззащитным.

– Ну, я на заводе работал, у отца. В восемьдесят восьмом его на пенсию спровадили, еще полтора года прошло – умер он. А там девяностые начались. Давай еще выпьем.

– Давай, – Док разлил по стопкам «Абсолют».

– Вот ведь какие, заразы, – медленно сказал Жека. – Они не только ружья кирпичом не чистят ^[26], даже бутылки нормально делают.

– Как? – не понял Док.

– На горлышко смотри.

В горло бутылки было впрессовано пластмассовое устройство, при наливании дававшее ламинарный поток жидкости без пробулькивания воздушных пузырей.

– Точно! – удивился Док. – Никогда внимания не обращал.

– А это всегда так, – ухмыльнулся Жека, обнажив неполный ряд верхних зубов. – Если нормально сделано, то не видно. Заметно, только когда через жопу. Ну и вот. В девяностые меня с завода выставили.

– Чего?

– Говорили официально: модернизация, интенсификация, еще какая-то фигация. Да не в том дело.

– А в чем?

– Достал я их.

– Как?

– Ходил постоянно с рацпредложениями, на мозг капал.

– Ну так это ж хорошо!

– Ага. Я тоже так думал. У них там другие вопросы были. Собственность, акционирование, менеджмент, Миттал ^[27]. На заводе тогда шутку кто-то запустил: цека компартии Украины постановил, слово «металлург» теперь следует писать через «и» – «митталург».

– Смешно.

– Я тоже думал. Пока смеялся, меня и уволили. Походил кругами, тудэмо-сюдэмо. На заводе работы нет, увольнения, что называется, носят массовый характер. Соседка по дому помогла, материна подруга. Она завучем была в пэ-тэ-у. У них преподша физики уволилась, с мужем в Израиль уехали. Ну меня на ее место и взяли. Деньги, конечно, не ахти, но и работенка – не как на заводе.

– Проще?

– Нет, лучше. Понимаешь, на комбинате была какая-то серая пелена. Вот ты пришел утром, или, если на дежурство заступаешь, вечером. И с самой первой минуты – как на пороховой бочке. Не знаешь, где когда что отвалится, куда бежать придется, что делать. Там фазы нет, тут коротнуло, еще где-то обрыв. Так с ремонтниками за смену напляшешься, что от мозгов – а их и так немного – к концу смены вообще ничего не остается. До дома доехал, газету почитал, пива выпил и спать.

– А в училище?

– А в училище, там же как? Дебил на дебиле. Будущим работягам эта физика вообще никому не нужна. В каждой группе максимум один-два человека со светлыми глазами и мозгами – с ними я особо занимался, индивидуально. А остальные – биомасса. Я им сразу говорил: я вам – тройку, вы – тихо сорок пять минут сидите и мне не мешаете. Времени у меня сразу образовалась масса. Месяца три прошло, как стал я преподавателем, – мозги мои, смотрю, прочистились. И стал я ходить по библиотекам.

– Зачем? – Док налил еще по одной.

– Знаешь, как тяга какая образовалась. Стыдно стало, что столько времени, по сути, в унитаз спустил. И тут попалась мне коротенькая брошюрка. Аж тыща девятьсот двадцать первого года. Автор – Константин Эдуардович Циолковский. Называется «Земные катастрофы».

– Не слышал, – сказал Док, – я думал, он про космос и про ракеты.

– Про космос с ракетами, само собой. Но не это главное. Зачем нужен космос, если на Земле все хреново? Ну и вот, открываю я ее, бумага чуть ли не крошится под пальцами. А там, прямо с самого верха первой страницы – вот, послушай, я тогда еще выписал.

Поднялся со стула и поковылял в комнату. Жилистый, смотря ему вслед, отметил Док. Даже не покачнется. Не берет его. А так и не скажешь – с виду доходяга доходягой.