Морпех. Зеленая молния - Иван Басловяк Страница 14

– Не журись, боярин! Жизнь наладится, – хлопнув меня по плечу, произнёс князь.

– Ага, купим цветной холодильник, – в тон ему ответил я.

– Что?! – удивлённый возглас сменился хохотом. – Ну и шутки у тебя! А я уж и забыл, какими холодильники бывают. На Руси ледниками пользуются. Так о чём задумался? Я ведь пообещал, что прикрою тебя и с вживанием помогу.

– Да нет, я о другом думал: сможем ли мы в испанское общество встроиться. Ведь оно очень от русского отличается. Прежде всего, отношением к рабству, а ведь на рабском труде построено благополучие донов, к которым мы плывём. Сами-то испанцы, своими руками, ничего в Америках не создавали. Они только грабить были горазды. Да и гордецы те ещё. В рваньё одет, а спеси как у гранда знатного. Я это хорошо знаю, изучал.

– Вот и хорошо, что изучал. Придём, куда нам надо, осмотримся, соберём информацию. Ты слышишь, я даже слова из прошлой жизни вспоминать начал! Потом сядем – посидим, в глаза друг другу поглядим и придём к какому-то, как его, а! Консенсусу.

Проблемы, вопрос о которых я поднял, были не шуточными. Но, судя по тону ответа князя, я понял, что не один такой умный и что князь тему эту давно обмозговал и уже что-то придумал. Это хорошо! Человек этот мне нравился всё больше и больше. Серьёзный мужик.

С мостика, то есть, квартердека, кто-то что-то проорал. Следом прозвучал сигнал рожка и уже другой голос, пересыпая слова, которые я понимал, словами, мне абсолютно не понятными, стал отдавать команды. Находившиеся на палубе матросы резко разбежались и с ловкостью обезьян буквально взлетели по вантам на фок и грот мачты. Ловко пробрались на реи и, свесившись с них, стали отвязывать паруса. Рёв боцмана, или как у них сейчас эта должность называется, сопровождал их действия до окончания процесса.

Первый раз в жизни я видел постановку парусов и наблюдал этот процесс с большим любопытством. Всё-таки отважные люди жили прежде! На утлых скорлупках умудрялись добираться туда, куда и в двадцать первом веке добраться трудно, а временами и опасно! Голодные, холодные, больные, грязные, они стремились к неведомым берегам, плыли в неведомые дали, зная, что не все вернутся! На утлых корабликах, протекающих и разваливающихся от ударов волн, набитых крысами и тараканами, они обошли весь свет, делая удивительные открытия. Стоп, стоп, стоп! Я ведь не кино смотрю, я среди этих людей теперь нахожусь! Забываться нельзя, опасно для здоровья.

– Увеличивают площадь парусов, что бы скорость больше стала, – сказал так же наблюдавший за действиями матросов князь. – А то ветер стихает, как бы в штиль не попасть. Но капитан говорил, что штилевую зону уже прошли, сейчас нас попутный пассат несёт, а ему течение помогает.

– Ты, княже, совсем, видно, моряком стал! Ишь как грамотно объясняешь. Говоришь, пассат нам паруса надувает, а течение ему помогает? А экватор прошли уже?

– Экватор прошли с неделю как. Капитан определялся. Говорит, удачно проскочили. Вовремя поворот сделал, а то бы пассатом этим сейчас к мысу Рока могло подтащить, а там очень опасно, на камни могли налететь. И жарко весьма вблизи земли, духота и дождей нет. Потому идём, как он сказал, «мористее». Здесь прохладнее и шквал с дождём встретить можно.

– Дождь-то зачем?

– Воды мало осталось пресной. Не будет дождя – норму придётся урезать, тогда о каше с ухой можно будет забыть надолго.

– А к берегу подойти?

– Опасно, береговую линию пока точно на карту не положили, время учёных, видимо, ещё не пришло.

– Ты, княже, много знаешь. Капитан информацией делится?

– Приглядываюсь. Ненавязчиво, как бы походя из праздного любопытства расспрашиваю. Капитану льстит, что я, высокородный дон, герцог, интересуюсь его работой. Их доны, в большинстве своём, ни читать, ни писать не умеют. Капитан-то сам из простолюдинов, купеческого звания. Я его «доном» величаю, а он на эту приставку к имени прав не имеет, но ему нравится слышать её из уст высокородного. Считает, что я его наравне с собой за его великие знания ставлю. Вот и поёт соловьём, а я запомнить стараюсь. Может пригодиться. И Жилин тайком учится, но он больше по коммерции. И ты учиться должен. Нам, если всё хорошо будет, ещё недели три плюхаться. Срок для учёбы небольшой, но основы ты обязан ухватить. Прилепишься к капитану, он так же и штурман, охай-ахай, восхищайся его умом и знаниями, но работать с приборами и парусами – кровь из носа, но научись! Чтобы, если приспичит, хоть немного знал, что делать надо. Надеюсь, понимаешь, для чего. И ещё. Ты и боярин Жилин по их табели о рангах – тоже дворяне, кабальеро. То есть рыцари.

Да, я понимал, для каких целей и князь, и боярин Жилин, а теперь и я должны как губка впитывать в себя морскую науку. Сколько успеем до окончания рейса.

– Бумага писчая у тебя есть? Карандаш или ручка? – спросил я.

– Бумага есть. Карандаш свинцовый и чернила с перьями гусиными тоже найдутся. А тебе зачем?

– Записывать буду, что узнаю. А потом перепроверять. Вдруг испанцы заподозрят что-то, и врать начнут.

– Похвально. Предусмотрительно. Петру Фомичу о том же скажу. И сам записывать теперь буду. Нам каждая крупица знаний важна. А всё узнанное запомнить невозможно. Молодец!

С добавлением парусов кораблик явно прибавил скорости, чаще стал кивать бушпритом океанским волнам. Солнце клонилось к закату, и окружающий мир начал стремительно изменяться. Волны приобрели серый цвет и постепенно становились всё темнее. От воды поднялась туманная дымка, в которой и скрылось наше светило. Ночь, как и положено в южных широтах, опустилась стремительно, без раздумий в виде вечерней зари. И вот на небе во всём своём великолепии блестит Южный Крест.

Я передёрнул плечами. В одной рубашке на палубу выскочил, ветер вроде бы не холодный, а продрог что-то.

– Пошли в каюту, – сказал князь, и мы, осторожно пробираясь среди устроившихся на палубе на ночлег людей, но всё равно поминутно спотыкаясь (темь, хоть выколи глаза!), побрели на корму.

– Князю легче, он тут, может быть, частенько по ночам шастает, выучил, поди, где какое препятствие, – подумал я, налетев на пушечный лафет и в полголоса чертыхнувшись: «Гадина, подвинуться, что ли, не могла?!»

Пушка меня проигнорировала. А я, всё же преодолев нежданную полосу препятствий, добрался до каюты. Войдя внутрь, увидел, что все квартиранты уже в сборе, под потолком висят два зажжённых фонаря. На моём сундуке стоит кувшин, несколько бокалов с чашами и широкое блюдо, накрытое другим таким же блюдом, придавленным сверху тяжёлой книгой в деревянном переплёте.

– Заждались вас уже, – сказал стоявший у окна дородный мужчина в рубашке красного цвета и босиком. – Хотел холопа послать за вами, да Пантелеймон отговорил: разговор де у вас секретный и ты, княже, отвлекать не велел.

– Да, так оно и есть. Обсудили кое-что с боярином Ильёй. Но то секрет от испанцев, а не от вас, други. Потап!

Из угла выскочил молодой холоп и замер в ожидании княжеского распоряжения.