Джокер и палач - Борис Иванов Страница 14

Но пронесло. Топор снова спрятался за спину Палача. В петлю на его плече.

— Однако, — снова суровым голосом продолжил гость, — мне необходимо видеть Паркера. Без него я не смогу найти объект... И вы не ответили мне — кто вы! Отвечайте мне только правду. У меня есть возможность проверить любую информацию.

— Понимаете...

Глаза у Енота забегали, словно он уже в чем-то провинился перед жутким гостем.

— Если вас интересует, как меня зовут, — торопливо заговорил он, — то, вот видите, на бейджике написано, что я Апостолос Челлини.

Он постучал пальцем по опознавательной карточке у себя на груди. Это была святая правда. Написано на карточке было именно это. А ничего другого он и не утверждал. Например, того, что это его истинное имя.

— Я свободный предприниматель. На сегодняшний день — меняла. Менялы... Это не те, кто обменивает деньги... Хотя я и могу... Тоже... Но здесь менялами называют тех, кто... Посредников, одним словом. Тех, кто посредничает при обмене предметами Магии... И Паркер тоже меняла... Я должен был для него выкупить ва... вот этот контейнер. У одних парней... Я и выкупил. Но за это время люди из Ордена «Своих» забрали Родни в свой застенок...

— Вы очень много говорите, господин Челлини, — остановил его гость. — И очень сложно. «Люди Байера» и «люди Ордена “Своих”» — это одно и то же?

— Именно так!..

Енот сглотнул слюну и энергично закивал.

— Почему Паркер сам не забрал контейнер со склада компании «Грандисон»?

— Это сложная история...

Енот снова судорожно сглотнул.

* * *

История контейнера действительно была сложной. Доставленные из Старых Миров предметы — а доставлялись они только «с оказией» и вопреки законам Федерации Тридцати Трех Миров — поступали на склады компаний, занимающихся такого рода торговлей, путями часто окольными, без прямого указания имен и адресов отправителей и получателей. Ясное дело, что при таком бизнесе толклось много нечистого на руку народу. Не диво, что контейнер, адресованный Родни Паркеру, бесследно испарился в недрах складов «Грандисона». Заявлять в полицию тот не стал. Это было и бессмысленно, и — как теперь понял Енот — дьявольски опасно. Родни лишь поставил на уши всех своих надежных знакомых (а среди таковых числился и Енот), обещая им златые горы. Златые горы выставлялись тому, кто в кратчайший срок найдет на черном рынке и выкупит для него некий товар, приходивший на склад по такому-то (фиктивному, конечно) адресу и со склада пропавший. Товар был им детально описан, совершенно никому другому не нужный товар, как утверждал Родни, вполне безопасный товар. Последнее, похоже, было наглым блефом.

Надежные знакомые охотно пошли навстречу Паркеру. Все знали, что златые горы у Родни в закромах сверкают своими вершинами и шелестят вполне федеральной зеленью.

В одиночку Родни, конечно, не справился бы с такой задачей. Но в компании с надежными людьми она не представлялась невыполнимой. Хотя черный рынок Семи Городов и был огромен, полдюжины хорошо знающих его людишек было достаточно, чтобы отыскать в его недрах любой предмет. Повезло из всей полудюжины, конечно, лишь одному. И этим единственным был Апостолос Челлини. Правда, повезло ему весьма относительно, как он убеждался все больше и больше.

Жулью, осуществившему хищение, не повезло. Несмотря на то что среди местных умельцев большой спрос имела любая аппаратура, никому из них «Ангроглиссада» и на фиг не сдалась. Как сказал кто-то из авторитетных мастеровых, «из этой хрени и самогонного аппарата не изваяешь...» А поскольку аппарат такой на Заразе могли «изваять» практически из чего угодно, вещь была действительно абсолютно бесполезной. Истинный же получатель, который, может, и хорошо заплатил бы за товар, был жулью неизвестен и признаков жизни не подавал. Секреты истинных адресов получателей «люди на выдаче» раскрывали разве что под пытками.

Вся «розыскная бригада» Паркера старалась действовать тихо и шума не поднимать, используя только конфиденциальные каналы. Чтобы жулье не узнало и не задрало цену. Но какая-то зыбь прошла все-таки по бескрайним рядам подпольной торговли Семи Городов.

— Вот что, — сказал трое суток тому назад старший Зильберман Апостолосу, зайдя к нему на чашечку кофе и попросив хозяина «слушать сюда». — Я знаю, у кого вещь, но я никогда не смогу вещь получить. Я могу только немного сказать тебе, куда идти. Тебе отдадут. Мне — нет! Никогда!

— И сколько ты за это хочешь? — по-деловому поставил вопрос Енот.

Вообще-то после последних слов Зильбермана его можно было просто отправить куда-нибудь подальше. Все было ясно как божий день. Почему кто-либо мог отказать Ари Зильберману в явно выгодной сделке и не отказать в том же первому попавшемуся, скажите мне? Только потому, что этот «кто-либо» — ярый антисемит. Другого объяснения нет. Единственным антисемитом в кругах скупщиков краденого Семи Городов был Щука, он же Мыкола Просыпа. Можно было прямиком идти к нему. Но в деловых кругах теневого мира Семи Городов не принято было обижать старика Зильбермана.

Сошлись на том, что, получив от Родни златые горы, Апостолос отсыпет в карман Ари Зильбермана ровно половину. В конце концов, это было справедливо. Завершив торг, Енот бросил: «Ну?»

— Вещь выкупил Щука, у Гадины Рутгерта, — раскололся Ари. — Всего-то за пятьдесят «крылатиков». А со мной отказался даже говорить. Хотя я начал с пятисот федеральных.

Несмотря на строжайший запрет, валюта Старых Миров котировалась на черном рынке гораздо выше местного «орла». «Орла» нежно называли «крылатиком», «пташкой», «пернатым», «орликом» и бог весть еще как. Но предпочитали ему федеральные баксы из Старых Миров.

— Ты бы только слышал, Апостолос, — продолжал Зильберман, — куда этот негодяй послал меня с моими деньгами! Ты знаешь, я сам старый сквернослов, но такого...

Что и говорить, искусством табуированной лексики Просыпа владел на уровне мастер-класса.

— Вот такое вот мое еврейское счастье, — заключил старик свои объяснения.

— Мне следовало бы поднять свою доли до шестидесяти... — задумчиво произнес Енот. — Мне будет нелегко работать с Щукой.

— Почему же? — изобразил искреннее удивление Зильберман. — Ты всегда прекрасно ладил с людьми...

— Ты сам знаешь, Ари, — вздохнул (и вздохнул совсем непритворно) Енот, — Щука и меня числит в евреях...

— Но ты ведь не еврей, Апостолос? — с некоторым подозрением в голосе спросил Зильберман, опасливо присматриваясь к профилю собеседника. — Ты не посещаешь синагогу, не соблюдаешь шаббат, за милую душу трескаешь трефную пищу... И, наконец, ты же ведь необрезанный! Нет-нет-нет! — пресек он попытки Енота что-то возразить ему в том духе, что «поди расскажи все это Николе». Он крепко ухватил Енота за запястье и доверительным жестом прижал его руку к столу, а сам перегнулся через столик — к уху Апостолоса. — Не возражай! Ты необрезанный! Нина с Грибных Мест это подтвердит! И есть еще достойные женщины, которые не станут обманывать! Так что тебе есть что предъявить этому негодяю!