Урал атакует - Владимир Молотов Страница 14

Костя открыл дверь, ступил в квартиру и обалдел. Вылизанная прихожая сияла первозданной чистотой. Везде горел яркий свет. Из кухни веяло таким домашним ароматом жареной картошки!.. Маша выплыла оттуда: с аккуратной соломенной косой на плече, облаченная все в ту же его рубашку, со стройными голыми ногами с острыми коленками глинистого оттенка, в пляжных шлепанцах. Лицо ее озарилось радостью, глаза заблестели густым янтарем.

– Как долго тебя не было! Я тут чуть с ума не сошла.

Она несмело приблизилась и прильнула к нему. «Ох уж эти кошачьи повадки!» – подумал Костя, погладив ее шелковистые волосы.

– Разве долго? А по-моему, быстро.

«Время, как всегда, относительно, – добавил он про себя. – Для кого-то это „долго“ пролетело как один час, а кому-то показалось вечностью».

– Хочешь кушать? Я картошки пожарила. С колбасой.

– Конечно, хочу.

– Пойдем. Я только что разогрела. Будто чувствовала, что ты сейчас придешь.

Они прошли на кухню. Маша сняла крышку со сковородки, стала накладывать. Муконин уселся на табурет. Уставился на нее.

Эти брови, почти как у Пьеро из далекой детской сказки, это чистое личико, не обремененное морщинами, – где, в каком мире жила она, пока не попала сюда, в запущенную нору одинокого волка? О чем думала, о чем мечтала ночами на девичьей подушке? Любила ли кого?

Маша молча накрыла на стол, села наискосок. Таинственные, как болотце в глухом лесу, глаза преданно поглядели на него. Костя ощутил легкую волну. Погрузил взгляд в тарелку. Аромат картошки с блюда проник в ноздри. Муконин начал есть.

– У, как вкусно!

– Меня мама учила готовить. Царство ей небесное.

– А ты почему не ешь?

– Да-да, сейчас.

Маша принялась потихоньку клевать вилкой.

– Значит, они тебя отпустили. – Девушка исподлобья глянула на Муконина.

– Конечно, куда они, на фиг, денутся!

– А пистолет?

– Что пистолет?

– Он у них остался?

«Вот наивная», – хмыкнул про себя Костя.

– Да. Они просто задержали тех отморозков, которые напали на нас, – соврал Муконин, пряча глаза. – И все. Дело было в шляпе. Извинились и отпустили домой. Только по дороге я к другу зашел.

– Понятно. А я боялась, что ты не придешь.

– Я же обещал.

Они лежали в объятиях друг друга в лунном полумраке, прикрыв ноги одеялом. Блики от окна молочными ручейками стекали с потолка на стену. Маша спросила:

– Ты кого-нибудь держишь в душе?

– Не понял, в каком смысле? – удивился Костя.

Она оторвала голову от его груди и оперлась на локоть.

– Ну, ты ведь не всегда оставался один. До меня кто-то был? Или сейчас кто-то есть?

«До меня, – повторил он про себя. – Как быстро женщины-кошки вживаются в роль. Одна-две ночи, и ты уже не замечаешь, как они предъявляют на тебя права».

– Не люблю думать о прошлом, – вздохнул Костя. – У меня были жена и дочь. Но теперь они далеко отсюда. Мы больше не живем вместе, вот и все.

Маша какое-то время глядела на него, как будто засасывала черными дырочками вместо глаз. Видимо, раздумывала, спросить или нет, почему расстались?

Она все же не решилась и, опустив голову обратно, нарисовала пальчиком иероглиф на его груди.

– А у меня только прошлое и осталось, больше ничего нет.

– Мы все теперь обездоленные.

– Неправда, тебе ведь легче, ты не терял близких.

– Откуда ты знаешь? Я просто об этом не рассказывал… Лучше вспомни тогда что-нибудь хорошее.

Маша навалилась на него всей грудью, приподняла голову, и вместо черных ямочек заблестели глаза.

– Хорошо, слушай. В детстве я была влюблена в одного мужчину. Он числился другом нашей семьи. Время от времени приходил в гости. И тогда я млела. Ну, там, краснела, боялась взглянуть, убегала в комнату. Он не был красавцем, это я сейчас понимаю. Но тогда он казался мне красивым, и замечательным, и добрым. Я часто мечтала, что, когда вырасту, обязательно выйду за него замуж. Однажды мама уехала переучиваться в Москву, а папу в это же время отправили в командировку в Пензу. А мне уже десять лет стукнуло. И родители попросили его присмотреть за мной. Он приходил каждый вечер, готовил ужин, смотрел дневник, проверял уроки. Боже мой, как строго он спрашивал: «А почему ты не можешь это решить? Неужели так трудно перемножить?» Помню, я вся сжималась, у меня мурашки по коже бегали. Да… Но это, наверно, были самые счастливые минуты из всей моей жизни.