Кругом одни принцессы - Наталья Резанова Страница 14

— Хэм, на пол! — скомандовала я. Что характерно, он послушался.

Табуретку пришлось разбить о голову забывшего о торговле кипежанина. При этом ножки (табуретки, а не кипежанина) выскочили из пазов. Благодаря чему в моих руках оказались две вполне приличные дубинки. Достойное оружие. Им, если действовать умело, можно даже сломать меч противника (кажется, это был Торстейн), что я не замедлила сделать.

Ситуация обострялась. Девицы и обслуга «Белки и свистка» попрятались под столами либо за стойкой. Остальные начали собираться по интересам: одни — вокруг Траханеота, другие — вокруг Гениталия, и двинулись друг на друга, а неприсоединившимся, кои были в меньшинстве, приходилось отбиваться с обеих сторон. Мелькали острые сабли, бойцовые грабли, ятаганы, кайданы и сарбаканы. Деил клисс Блина прорешетил толпу. Кто-то попробовал было выволочь тяжелое копье, но по древку пробежал какой-то тип в полосатых шальварах, совершил прыжок в стиле «полет фанеры над гнездом кукушки», оттолкнулся от потолка и пятою переломил копье пополам, после чего приземлился рядом со мной.

— Рыбин Гранат Кагор, мастер восточных единоборств, — учтиво представился он, не выказывая враждебных намерений. Поэтому дубинки я оставила для остальных, а новоявленный сосед тут же резво принялся делать подсечки и ставить блоки.

Между тем сторонники традиционного мировоззрения одерживали верх. Лонгдринк построил их «свиньей» и они клином врезались в ряды поборников низвергнутой богини. Образовалась куча мала, в глубине которой, судя по специфическим звукам, кого-то прикладывали об пол. Отец Гениталий, не имея возможности дотянуться до противника лично, подпрыгивал за спиной дерущихся, приговаривая:

— И по харизме его, по харизме!

Мне это уже стало надоедать. И не мне одной. Рыбин Гранат повернулся и сказал огорченно:

— Вот заварилась катавасия какая…

— Выносим их, что ли?

— Выносим!

Обнаружив самую длинную скамейку в зале мы ухватились за противоположные концы. Старый Твердыня, хозяин «Белки и свистка», угадав наше намерение, распахнул настежь обе створки входной двери (в Волкодавле царит непонятный мне обычай одну створку двери непременно держать закрытой). И мы метнули эту скамейку так, что дерущихся скопом вынесло за пределы гостиницы. По инерции они проехались по площади, а следом выбежал Твердыня — забирать мебель. Мы выглянули наружу. Бойцы под влиянием свежего воздуха охолонули и начали разбредаться, а наиболее упорные отправились выяснять отношения в другие места. У самого порога лежал пророк, и слезы блестели на его озаренном луной лице.

— Не повезло тебе, Неоша? — участливо спросил Рыбин Гранат.

— Ничего, зато слова истины все слышали, — бодро ответил Траханеот.

— Чего же плачешь тогда? — спросила я.

— А я всегда плачу, как на этот мир посмотрю. Аллергия называется.

— А ты чего меч-то не доставала? — полюбопытствовал Рыбин Гранат, отирая лицо хвостом тюрбана. — Согласно Святому Писанию? «Не обнажай в тавернах?»

— Не, просто размах не тот. Да ты и сам голыми руками дрался.

— У нас кодекс очень строгий. Мечом можно воспользоваться только после того, как пролили твою кровь. Если нет, перед боем ты сам себя должен поранить! Символически. А у тебя хорошо получалось. Хотя лучше гады только нава…

— Чего-чего?

— По-нашему «гада» — это дубинка, а «нава» — боевой шест.

Но мне было не до тонкостей военных единоборств. В зале «Белки и свистка» вовсю шла уборка. Хозяин заведения не выглядел особо огорченным. Ну, немножко попортили мебель, но ведь она вся деревянная, а дерева в Волкодавле много. Главное — пожара не устроили, этого в деревянном Волкодавле боялись больше всего. А так — подмести полы, протереть стены — и можно снова запускать посетителей.

Но ни за столом, ни под столом, среди черепков посуды и выбитых зубов, Хэма не обнаружилось. Он исчез.

Я влетела вверх по лестнице, однако Грядущего Хама не оказалось и в номере, хотя все его вещи были на месте. Можно было еще сбегать в конюшню, посмотреть, не забрал ли он своего коня, но вряд ли стоило.

Вот и вляпались… Вот к чему относилось дурное предчувствие, а вовсе не к кабацкой драке.

— Ты что, парнишку своего ищешь? — спросил Твердыня, когда я вернулась в зал. — Его, пока вы тут махаловкой занимались, какая-то шалава увела, из пришлых…

— Она разве не здесь работает?

— Ядрена Мать! Да ни в жизнь!

Забрезжившая надежда без трудов найти Хэма угасла не разгоревшись.

Я снова шагнула за порог — там стояла полная тьма. Луна скрылась за тучами, и ни одна звезда не пронизала мрака. Колокол на башне храма пробил полночь.

Сделав несколько шагов, я споткнулась о чье-то распростертое тело. Это оказался пророк Траханеот. Во тьме его аллергия прекратилась, и он спокойно задремал. Пришлось потревожить его сон.

— Мужик, ты девку и пацана не видел? Такого, в кожаной тужурке и кожаных штанах.

— Как не видеть. Она его за собой в посад тащила.

— В который?

— В чужанский, в какой еще?

— Буйной молодости свойственны страсти, продажная красота легко воспламеняет их, — заявил Рыбин Гранат, тоже выбравшийся на площадь. — Не стоит ли предоставить юноше некоторую свободу? Если ты помешаешь ему, он не скажет тебе «спасибо». Нагуляется — вернется.

— Как бы ни так! Не тот это город! И полночь не та, — бросила я, срываясь с места.

Некогда говорил древнейший мыслитель Ойойкумены, прозванный Отцом Историй (за то, что вечно попадал во всяческие истории): «Воистину мудр тот, кто не разыскивает похищенных женщин». Трудно оспорить это замечание, но Хэм, не будучи женщиной, сам выпутаться не мог, вдобавок охрана его безопасности составляла мою прямую обязанность. А там, куда его повели, безопасности ему никто гарантировать не мог.

Волкодавль вообще-то гостеприимный город, в чем я не раз убеждалась лично. Но привечают здесь тех приезжих, кто имеет кошелек набитый, товары знатные и в гостях не задерживается. Иной прием встречают те, кто ни первым, ни вторым похвалиться не может, однако норовит осесть в Волкодавле. Честят их бродягами и мигрантами беспрописочными, работы в городе не предоставляют, а для жилья отведен им чужанский посад, и улицу, что туда ведет, перегораживают цепью, возле которой бдит стража. Потому как из чужанского посада выходят на промысел нищие калеки, в неведомых войнах пострадавшие, мамаши с замурзанными младенцами, да мнимые кипежане. В самом же посаде понастроены шинки, где подают не пиво и медовуху, а такие напитки, отведав которых добрый горожанин может и замертво упасть. Говорят еще, будто здешние в бане не моются — а это последнее дело — и вместо Ядреной Матери поклоняются неведомой Кузькиной. Посадские же за честь почитают обмануть и ограбить зажравшегося горожанина. Драки между городскими и посадскими бывают такие, что наша нынешняя потасовка рядом с ними — что девичьи танцы на лугу.