Бетагемот - Питер Уоттс Страница 10

Океан вокруг нее стонет.

Этот звук — нечто среднее между призывом горбатого кита и предсмертным криком гигантского корабельного корпуса, лопающегося под напором воды. Он наполняет океан и частично проникает в переговорное устройство. Аликс недовольно морщится.

— Терпеть не могу этого звука.

Кларк пожимает плечами, в душе радуясь, что разго­вор прервался:

— Ну, у вас, корпов, свои средства связи, у нас свои.

— Я не о том. Я про эти гаплоидные звенелки. Гово­рю тебе, Лени, он просто ужасный тип. Нельзя доверять тому, кто способен издавать такие звуки.

— Твоя мама ему вполне доверяет. И я тоже. Мне пора.

— Он убивает людей, Лени. И я не только про папу говорю. Он многих убил. — Тихое фырканье. — Об этом мама тоже никогда не говорит.

Кларк подплывает к иллюминатору, прощально рас­пластывает ладонь по освещенному плексигласу.

— Он дилетант, — говорит она и шевелит ластами, от­плывая в темноту. Голос вопит из рваной пасти в морском дне, из древнего базальтового тоннеля, набитого механиз­мами. В юности эта пасть извергала непрерывный раска­ленный поток воды и минералов — теперь лишь изредка рыгает. Мягкие выдохи покачивают механизмы в глотке, раскручивают лопасти, свистят в трубы, заставляют ме­таллические обломки биться о каменные. Голос настойчи­вый, но ненадежный, поэтому Лабин, когда устанавливал колокола, предусмотрел способ запускать их вручную. Он раздобыл резервуар от негодного опреснителя и добавил к нему тепловой насос из той части «Атлантиды», которая не пережила восстания корпов. Открой клапан, и горячая вода хлынет в отверстие, проколотое в гортани гейзера. И машинка Лабина, терзаемая кипящим потоком, заво­пит во всю глотку.

Призывный звон похож на скрежет ржавых жерновов. Он настигает плавающих, беседующих и спящих рифте - ров в черном, как тепловая смерть, океане. Отдается в самодельных пузырях, разбросанных по склону — в ме­таллических трущобах, освещенных до того тускло, что даже в линзах они кажутся серыми тенями. Звук бьет в блестящую биосталь «Атлантиды», и девятьсот ее за­ключенных немного повышают голос или увеличивают громкость или нервно мычат себе под нос — лишь бы его не замечать.

Часть рифтеров — те, что не спали, оказались по­близости и еще остались людьми — собирается на звук колокола. Зрелище почти шекспировское: круг левитиру­ющих ведьм на проклятой темной пустоши: глаза горят холодным светом, тела не столько освещены, сколько обозначены голубыми угольками механизмов на дне.

Все они согнуты, но не сломлены. Все ненадежно ба­лансируют в серой зоне между адаптацией и дисфункци­ей, порог стресса у них за годы страданий поднялся так высоко, что хроническая опасность стала просто свой­ством среды, не стоящим упоминания. Их отбирали для работы в таких условиях, но их создатели вовсе не ожида­ли, что им будет здесь хорошо. Так или иначе, они здесь, вместе со всеми знаками отличия: Джелейн Чен с ее ро­зовыми пальцами без ногтей, саламандрой воспрянувшая после перенесенных в детстве ампутаций. Дмитрий Алек­сандр, священник-наживка из той постыдной закатной эпохи, когда папа еще не бежал в изгнание. Кевин Уолш, необъяснимо возбуждающийся при виде кроссовок. Со­брание декоративных уродцев, не способных выносить телесный контакт, психи, уродовавшие себя, поедатели стекла. Все раны и дефекты надежно укрыты подводной кожей, все патологии скрыты за единообразием шифров.

И они тоже обязаны даром речи несовершенному ме­ханизму.

Кларк призывает собрание к порядку вопросом:

— Джулия здесь?

— Она присматривает за Джином, — жужжит сверху Нолан. — Я ей все передам.

— Как он?

— Стабилен. Все еще без сознания. На мой взгляд, слишком долго.

— Его за двадцать кэмэ волокли с кишками наружу — чудо, что еще жив, — вклинивается Йегер.

— Да, — соглашается Нолан, — или Седжер специ­ально держит его под наркозом. Джулия сказала...

Кларк перебивает:

— Нам разве не поступает телеметрия с той линии?

— Уже нет.

— Что вообще Джин делает на территории корпов? — удивляется Чен. — Ему там жутко не нравится, а у нас есть свой лазарет.

— Он под карантином, — объясняет Нолан. — Седжер подозревает Бетагемот.

При этих словах тени шевелятся. Очевидно, не все собравшиеся в курсе последних событий.

— Зараза. — Чарли Гарсиа отплывает в полумрак. — Разве такое возможно? Я думал...

— Ничего пока не известно наверняка, — жужжит Кларк.

— Наверняка? — Один из силуэтов пересекает круг теней, затмевая сапфировые огоньки на дне. Кларк узнает Дейла Кризи: она не видела его несколько дней и решила уже, что он отуземился.

— То есть вероятность существует, — продолжает Дейл. — Черт, это же Бетагемот...

Кларк предпочитает срезать его на взлете:

— Что — Бетагемот?

Стайка бледных глаз обращается в их сторону.

— Ты не забыл, что у нас иммунитет? — напомина­ет ему Кларк. — Тут разве кто-то не прошел обработку?

Колокола Лабина тихо стонут. Остальные молчат.

— Так какое нам дело? — спрашивает Кларк.

— А такое, что обработка всего лишь помешает Бетаге­моту превратить наши внутренности в кашу. Но не поме­шает превратить маленьких безобидных рыбок в мерзких охреневших чудовищ, которые жрут все, что шевелится.

— На Джина напали в двадцати километрах отсюда.

— Лени, мы же туда переезжаем. Он окажется прямо у нас на задворках.

— Какое еще «туда»? Кто сказал, что он и сюда уже не добрался? — встревает Александр.

— Здесь у нас никто не пострадал, — говорит Кризи.

— Мы потеряли несколько туземцев.

— Туземцы... — Кризи пренебрежительно шевелит ру­кой. — Это ничего не значит.

— Может, не стоит пока спать снаружи.

— Вот это на фиг. В вонючих пузырях...

— Отлично, пусть тебя сожрут.

— Лени? — Снова Чен. — Ты уже имела дело с мор­скими чудовищами.

— Того, что добралось до Джина, я не видела, — отзы­вается Кларк, — но рыбы на Чэннере были... хлипкими. Большими и мерзкими, но зубы у них иногда ломались от первого же укуса. Каких-то микроэлементов им не хватало, что ли. Иногда их можно было разорвать попо­лам голыми руками.

— Эта Джина чуть не разорвала, — произносит голос, который Кларк не удается опознать.

— Я сказала — иногда, — подчеркивает она. — Но... да, они могут быть опасны.

— Опасны, мать-перемать, — металлически рычит Кризи. — Ну а с Джином такой номер мог пройти?

— Да, — говорит Кен Лабин.

Он перемещается в центр. Световой конус падает со лба к нему на руки. Он, как нищий, выставляет ладонь, пальцы чуть сгибаются, придерживая продолговатый пред­мет.