Враги - Дмитрий Шидловский

— Хозяйка, водички попить дай.

Рабочий Путиловского завода Василий Пенигин расправил пышные усы и приосанился. Перетянутая жесткими ремнями кожанка на нем заскрипела. Несмотря на то, что на дворе стояло жаркое лето, он предпочитал эту «форму» борца за счастье трудового народа. Поправив висевшую на плече винтовку, он прошел за изгородь деревенского дома. Его спутники, пятеро молодых рабочих в гражданских пиджаках, штанах и косоворотках, обутые в сапоги, приобретенные еще в Петербурге, но с мосинскими винтовками за плечами и красными бантами в петлицах, которые свидетельствовали об их принадлежности к Ингерманландской рабочей бригаде, остались на дороге.

— Проходите, гости добрые, располагайтесь, — почему-то нервничая, прокричала с порога дородная крестьянка.

Пенигин хмыкнул. Гражданская война, население боится, дело понятное. Хотя, как он неоднократно убеждался, именно их рабочая бригада вызывала наибольший страх. Хотя комбриг Павел Сергеев ввел железную дисциплину и бойцы бригады не были замечены ни в грабежах, ни в насилии над местным населением, в отличие от солдат ингерманландской германской армии, в памяти, очевидно, еще сохранились воспоминания о зиме семнадцатого–восемнадцатого, когда комиссары в сопровождении рабочих отрядов изымали излишки продовольствия у крестьян для голодающего пролетариата городов. Пенигин дал знак своим спутникам проходить во двор, а сам направился к дому, в котором скрылась хозяйка. Здесь опасаться особо нечего, до линии фронта километров пятнадцать — они находились у себя в тылу, готовясь прикрыть места возможного прорыва войск адмирала Оладьина. Но на всякий случай Пенигин положил руку на кобуру револьвера. Он прошел на крыльцо, кивнул своим ребятам, давая понять, чтобы подождали его снаружи, а не ломились в избу всем скопом, миновал сени, шагнул в комнату, наклонившись из-за низкой притолоки, и рухнул, не проронив ни звука, после короткого, но сильного удара ребром ладони по шее, который нанес ему прятавшийся за дверью офицер.

Держа в правой руке взведенный автоматический пистолет, майор Колычев склонился над поверженным комиссаром, перевернул его на спину, вытащил из его кобуры револьвер и кивнул прячущемуся за печкой здоровенному солдату. Тот мгновенно скользнул к пленному, снял с его плеча винтовку и принялся умелыми движениями связывать ему руки за спиной его же ремнем, а под конец заткнул рот кляпом. Тем временем второй солдат, низкорослый, но коренастый китаец с винтовкой в руках, кошкой метнулся к одному из окон и, прижавшись к стене, осторожно выглянул наружу. Через несколько секунд майор застыл у другого края окна, наблюдая, как бойцы рабочей бригады, закинув винтовки за спины и встав кружком, курят и переговариваются у крыльца.

Первый солдат оттащил связанного Пенигина за печку и вдоль стенки, ступая необычайно мягко и тихо для своего внушительного роста и веса, приблизился к офицеру.

— Пятеро, — одними губами произнес майор, — из рабочей бригады.

— Сделаем, ваше благородие, — прошептал грузный и подмигнул забившейся в угол хозяйке: не бойся, мол, все будет хорошо.

— Сделать надо тихо, — отозвался майор, — похоже, что бригада где-то близко. Ю, пойдешь первым.

— Есть, ваше благородие, — прошептал азиат, после чего повесил винтовку за плечи, вынул из висящих на поясе ножен нож с широким лезвием, длиной сантиметров двадцать, и скользнул к выходу. За ним столь же бесшумно направился майор. Последним шел здоровяк.

Рабочие все еще стояли кружком и беседовали, сплевывая себе под ноги и обильно перемежая речь матом. Свернутые в начале разговора цигарки прогорели только до половины, а тема разговора была интересна всем участникам. Бойцы спорили о том, когда же командиры дадут, наконец, приказ бить немецких «союзников». Сперва необходимо отбросить Оладьина от Луги, это ясно, а дальше? Одни считали, что красные обратят штыки против немцев не раньше захвата Новгорода и Пскова, другие полагали, что это случится после первых же успехов против белосеверороссов и как только Красная армия завершит разгром Деникина.

Дверь распахнулась, и, двигаясь мягко, но необычайно быстро, из нее выскочил китаец в форме североросского солдата. Никто из рабочих не успел даже вскрикнуть, не то что сдернуть с плеча винтовку, когда китаец высоко прыгнул прямо с крыльца. Нанеся в прыжке удар ногой в солнечное сплетение ближайшему противнику, он, приземлившись, с необычайной ловкостью полоснул ножом, который держал в правой руке, по горлу оказавшемуся рядом с ним рабочему. Выскочивший вслед за ним майор в мгновение ока оказался рядом с третьим врагом. Быстро и ловко сделал подножку, но, не дав красному бойцу упасть, обхватил его шею и на вид легким движением сломал ее. Вслед за майором появился высоченный солдат, косая сажень в плечах, молниеносно всадил примкнутый к винтовке штык в горло еще одному противнику, высвободил оружие, с удивительным проворством перевернул его в воздухе и со всей силы впечатал приклад в переносицу последнего остававшегося на ногах бойца рабочей бригады.

Весь бой занял не более пяти секунд. Никто из подвергшихся внезапной атаке не успел оказать сопротивления. Выхватив из кобуры пистолет, майор сделал несколько шагов вперед, опустился на колено, наведя оружие в ту сторону дороги, откуда могли появиться новые противники, и негромко скомандовал:

— Мертвечину — в амбар. Того, что взял Ю, связать и с их командиром — в лес. Я их там допрошу.

* * *

Через несколько часов майор Колычев стоял перед своим начальником. Генерал-майор Алексей Татищев, молодой человек двадцати трех лет, был одним из «выдвиженцев смутного времени», как называл этих людей Колычев. Служивший еще два года назад в звании старшего лейтенанта флота Российской империи на Кронштадтской военной базе, он оказался офицером для особых поручений при адмирале Оладьине, что и позволило ему совершить стремительный взлет после переворота в феврале восемнадцатого. Впрочем, начав служить под командованием этого «юноши», тридцатитрехлетний Колычев быстро убедился, что Татищев обязан своим необычайным карьерным успехом не только безмерной преданности адмиралу, но и своему необычайно энергичному характеру, пытливому уму и железной воле. Морской офицер, один из лучших стрелков Балтийского флота, он необычайно быстро освоился в роли офицера армейского и даже выступил с чрезвычайно оригинальным и, как потом оказалось, удачным предложением о создании полка специального назначения для глубоких рейдов по тылам противника, захвата стратегически важных объектов и для других операции, требовавших мгновенных и скрытных перемещений и молниеносных ударов. Не связанный устаревшим опытом сухопутных генералов, привыкших к затяжной окопной войне и действиям против «иноплеменного противника», он сумел не только быстро освоиться в условиях гражданской войны, но и — теперь это уже было очевидно — сказать новое слово в военном деле двадцатого века. Ему удалось свести разношерстное и разрозненное партизанское движение в стройную систему, подчиненную центральной власти и Генеральному штабу, за короткий срок организовав небывалую ранее подпольную и диверсионную работу на оккупированных территориях.