Код Марии Магдалины - Линн Пикнетт

Сегодня уже трудно себе представить, что в конце 50-х годов прошлого века обычная рабочая семья на севере Англии каждое воскресенье обязательно посещала по меньшей мере одну церковную службу, а если семейный бюджет позволял сделать двойное пожертвование, то и две. Люди того времени, как правило, были преисполнены благочестия и менее скептичны, а авторитет священника был неоспорим. Многим церковная служба казалась скучной, но меня восхищало все, что говорил викарий. Мать считала мой интерес ко всему, что связано с религией, «неестественным», но он оказался первым шагом на долгом и нередко тернистом пути, который в конце концов привел к появлению этой моей книги о Марии Магдалине как тайной христианской богине.

Что бы ни думали об этом мои родители, я благодарна им за то, что они брали меня, ребенка, на богослужение, хотя это книга — в общем-то результат моей острой детской религиозности — явно не получит одобрения со стороны любой христианской церкви. Вместе с тем не могу не признаться, что много лет назад она настолько ужаснула бы меня, что, несмотря на свои либеральные убеждения, я непременно предложила бы сжечь ее — желательно публично — и призвала бы к этому и других. Но сегодня я сомневаюсь в том, во что верила. Сейчас все для меня выглядит по-иному. Должно быть, я прошла долгий путь с тех времен, когда с восторгом входила в англиканскую церковь Святого Фомы в древнем городе Йорке. Воспоминания о том, как я едва удерживалась, чтобы не соскользнуть с полированной скамьи на пол и не встать на колени под воздействием мощного ритма текстов Библии короля Иакова, настолько свежи, что кажется, будто это происходило вчера. Память об этом до сих пор оказывает на меня магическое воздействие.

Впервые я услышала имя Марии Магдалины, когда сидела, завороженно слушая монотонное чтение Нового Завета на прекрасном языке семнадцатого века. Некоторые наиболее сильные пассажи заставляли меня дрожать, например, события перед арестом Иисуса и распятием. Я настолько живо представляла себе драму и агонию ужасной пытки, что это потрясло меня, — душевная травма для ребенка с богатым воображением.

Менее жестокие эпизоды казались мне связанными со мною лично. Викарий торжественно рассказывал: сестра Марии, Марфа, упрекнула ее за то, что она не помогает ей готовить угощение для гостя, а вместо этого слушает, что говорит Иисус [1]. Я слушала, полностью погрузившись в древнюю историю: я думала, что Иисус фактически осуждал Марфу за то, что она заставляла свою сестру выполнять свои повседневные обязанности. Мне казалось, викарий адресовал этот эпизод непосредственно мне. Однажды после воскресного обеда, когда меня попросили вымыть посуду, я попробовала ответить, как это сделала бы Магдалина. Мать взглянула на меня удивленно и сказала: «Странный ты ребенок», но позволила посуду не мыть.

По мере того как я взрослела, начались недоразумения с моими учителями, но не потому, что я была непослушной или слишком озорной. Мои родители вернулись со школьного собрания и передали мне экстраординарное наставление от преподавателя религии: «Скажите Линн — пусть она не воспринимает все это так серьезно». Однако очень скоро присущее мне стремление к религиозной определенности достигло крайнего предела, и я сама прошла через особенное и уникальное испытание обращением в веру.

Однажды дождливым воскресным утром в Йорке перед вполне прозаической мясной лавкой ко мне подошли два молодых американца — это были миссионеры-мормоны — и спросили меня: «Откуда ты пришла? Куда ты идешь?» Хотя я прошла конфирмацию как прихожанка Англиканской церкви, никто не задавал мне этих фундаментальных вопросов: занятия по подготовке к конфирмации были, самое малое, невыносимо тусклыми. Там отсутствовала духовность, ничто не вдохновляло, не утешало, не помогало выйти за круг проблем повседневной жизни. И разумеется, никто не коснулся фундаментальных тайн жизни. У меня вызывало отвращение отсутствие религиозности у священнослужителей, и я начинала разочаровываться в Церкви. Но эти двое юношей из Америки, из Церкви Иисуса Христа Святых Последних Дней (полное официальное название Церкви мормонов), совершили чудо, сотворенное на мокрой улице, когда я вдыхала прозаический запах свиной колбасы. Только этих вопросов было почти достаточно — я уже была на крючке.

Хотя мое членство в Церкви мормонов продлилось всего несколько лет, я бережно храню в памяти мистическое чувство обращения в веру, которое, казалось, возродило во мне весь мир.

Ближайшая и наиболее уместная аналогия — внезапная любовь. Я верила, что полюбила Иисуса и что это, как мне тогда казалось, было его «истинной церковью», но, возможно, я полюбила божественное во мне. Я бесконечно благодарна, что прошла через это, поскольку обращение помогло мне понять Христовых новообращенных и проникнуться их эмоциональной связью с религией, хотя я все в большей степени подвергала сомнению основы основ веры.

Я была счастлива в мормонской церкви, часто вскакивала, чтобы высказаться перед обширной аудиторией на церковных собраниях, которые проводились довольно часто, но это длилось только четыре головокружительных бурных года.

Кто поверил бы тогда, что столь страстно верующая и преданная потеряет всю веру практически в один день? Ирония судьбы, но мое разочарование в религии мормонов и, как оказалось, вообще в христианстве не было вызвано внезапным открытием ошибки в доктрине, но отношением церковных чиновников к эмоциональным проблемам. Я была настолько возмущена их равнодушием и черствостью, что гнев подействовал на меня как холодный душ. В один день я потеряла всю свою веру — и с ней мир потерял свое сияние, волшебно трансформировавшее все вокруг. Как мог пусть плохой, но единственный случай стереть всю радость, всю определенность — даже глубоко засевшее убеждение, что Иисус был Господом?

Я была рада оставить мормонскую церковь — и, разумеется, немедленно всплыли на поверхность многие вопросы, связанные с ее причудливой и в основе своей сомнительной доктриной, которые подсознательно жгли меня изнутри, — но я знала, что потеряла что-то очень ценное и этого мне не обрести более никогда. Я увидела, что осталась один на один с этим большим широким миром, оказалась перед лицом ужасного испытания взрослением без какого-либо утешения или духовной радости, которые помогли бы мне преодолеть его. Битломании и мальчиков для этого было недостаточно. Лишившись эмоциональной привязанности к вере, внутри я сохранила тот же интерес к религии, что и раньше, хотя и оказалась не подготовленной к тому шоку, который потряс меня вследствие нескольких случайных открытий. Многие из них легли в основу этой книги. Хотя в университетские годы и последующие десятилетия в Лондоне, занимаясь журналистикой и писательским трудом, я была очарована теософией, спиритизмом, черной магией и необъяснимыми явлениями (даже стала как бы экспертом по паранормальным явлениям), но внутри меня горело желание узнать правду о христианстве. Возможно, мне надо было выяснить, кто кого бросил — я религию или религия меня?