Долететь и вернуться - Владимир Перемолотов

Ночь.

Башня осажденного замка.

С тихим шелестом вокруг башни движется туман.

С верхней площадки, опершись руками на парапет, вниз смотрел человек, одетый в железо.

Он пытался различить в движущемся мареве хоть что-нибудь, однако видно ему было только влажную пелену, простершуюся от края и до края, да балку, торчащую из стены на уровне третьего яруса бойниц. Оттуда, снизу, ощутимо пованивало — на балке болтался повешенный три дня назад шпион брайхкамера Трульда, невесть как пробравшийся в замок и чудом никого не зарезавший по дороге.

Человек глубоко вздохнул, поморщился, но причиной досады был не запах, а погода.

— Проклятый туман…

В голосе звучало раздражение. Оно кипело в нем, грозя брызгами достать кого-нибудь еще и обжечь. Нужен был только повод, чтобы выплеснуть его из себя и хоть немного успокоиться. Раздраженно выругавшись, человек рывком поднялся с колен. В белую муть летучими мышами улетели грубые слова.

— Был бы хвост — и того бы не увидел. Пришлось бы рукой щупать…

Он сказал это сквозь зубы, никак не рассчитывая на отклик, но кто-то из тьмы хохотнул в ответ на шутку. Рука рыцаря сама собой потянулась к мечу — жест вполне простительный для обитателя осажденного замка, но с полпути вернулась назад. Сердясь за только что испытанный страх, он одновременно испытал и облегчение. Повод нашелся. Можно было сорвать зло на чем-то более плотном, чем белесое марево вокруг, и железный человек зло бросил:

— Хватит ржать. Не конь.

Поперхнувшись смехом, человек умолк. Страх припечатал глупую усмешку к губам, и он так и остался стоять, не решаясь изменить выражение лица. Рыцарь хлопнул в ладоши. Звук получился глухой и мокрый, словно где-то рядом рыбой ударили по влажному песку. Человек за спиной молчал, не решаясь ни словом, ни движением вызвать неудовольствие старшего. Уловив страх, которым повеяло из-за спины, рыцарь взял себя в руки и примирительно сказал:

— Погода-то…

Злость ушла в туман, сделав его еще гуще. Но человек у него за спиной этого не понял и продолжал стоять, не решаясь открыть рот.

— Погода для штурма — лучше не пожелаешь. — Голос рыцаря стал спокоен, рассудителен. В словах не осталось ни злобы, ни раздражения.

Но невольный слушатель и тут промолчал, словно и сам стал частью тумана. Рыцарь поморщился:

— Чем ржать непочтительно, проверь-ка лучше караулы. И мне спокойнее, да и твоя голова целее будет.

Тот, к кому он обратился, с облегчением приложил руку к сердцу. Гроза миновала. О том, что хозяин замка бывал крут в решениях, тут знали все, но, правда, все также знали, что он и отходчив. Но Карха бережет только тех, кто сам себе не вредит, и второй, спеша убраться отсюда, ответил:

— Повинуюсь, Хэст!

Прижимая к бедру тяжелый двуручный меч, он заспешил к внутренней лестнице. Пятясь, спустился в люк, и башмаки его застучали по каменным ступеням… Несколько секунд слышалось топанье и позвякивание ножен, задевавших ступени, — тук, тук, тук… Потом звуки стихли.

Оставшись один, Хэст Маввей, молодой хозяин замка Керрольд, перешел смотровую площадку и выглянул с другой стороны. Там тоже был туман и был запах.

Ноздри его освежил запах сена.

Прикрыв глаза, Хэст с удовольствием вдыхал аромат подсыхающей травы. Внизу, под башней, еще его отец Маввей Керрольд устроил конюшню, и из темноты вместе с запахами доносилось ржание лошадей, окруживших стог сена. Он подумал, что стог тут совсем не на месте и что одной искры от огнеметной машины труп ьдов будет достаточно, чтобы превратить Конюшенную башню в хороший костер, но крикнула ночная птица, он открыл глаза, и мысли его потекли в другом направлении.

Надворных построек видно не было. Прямо перед ним из тумана поднималась Башня Сторожевых Псов, а за ней, далеко, почти в трех полетах стрелы, из тумана торчали черными плоскими треугольниками верхушки деревьев Дурбанского леса. Все пространство между каменной стеной замка и стеной деревьев туман накрывал словно плащ-невидимка. Под ним, укрытый от чужих взглядов, лежал боевой лагерь Трульда. В очередной раз сожаление острым копьем кольнуло рыцаря — враг для него оказался невидимым, а невидимый противник страшнее любого другого.

Хэст наклонился, пытаясь если не разглядеть, то хотя бы услышать что-нибудь во тьме, но в этот момент за спиной послышались шаги. Он услышал их и не обернулся. Зачем? Он узнал бы их из тысяч других. И шаги, и руки, обнявшие его.

— Зачем ты здесь? — резко спросил Хэст, надеясь, что голос его не выдаст и девушка не почувствует нежности, вспыхнувшей в сердце. — Тебе тут не место.

— Не сердись, брат.

Руки девушки сошлись на его поясе сильно и нежно. Он повернулся, предпочтя слепой темноте ночи лицо сестры, освещенное звездами.

— Почему ты не спишь? — уже мягче спросил он и снял с себя плащ. Девушка укрылась в тяжелых складках и, робко глядя на Хэста снизу вверх, тихо сказала, оправдываясь:

— Я спала… Был плохой сон… Про Черную собаку… В ее голосе он ощутил неуверенность. Хэст молча смотрел на сестру, любуясь юным лицом. Она смутилась, словно за взглядом брата ощутила взгляд мужчины.

— Тяжело как-то. — Она прижала руки к груди. — Давит тут… Не сердись…

С легким сердцем Хэст поправил капюшон на спине сестры. Сердиться на эту красоту было невозможно.

— Иди к себе. Тут опасно, — мягко, но настойчиво приказал он. В голосе его звучала и забота, и жалость, что вот сейчас она повернется и уйдет, а он останется один на один с этим туманом, вонью от трупа и возможностью штурма… Но она не ушла.

Девушка выглянула у него из-за спины и посмотрела в темноту:

— Ты думаешь, они осмелятся?

Хэст понял недоговоренное. В замке все думали об одном и том же.

— На штурм? Все может быть… Посмотри, какой туман… — Он снял боевую перчатку, окованную полосками железа, и сунул ее за пояс, другой рукой удерживая тонкие пальцы сестры. Он обвел вокруг них широкий круг. — Даже костров не видно. Наверняка без колдовства не обошлось…

В круг попали и лес, и замок, и равнина перед башней, и поднимающиеся из темноты на горизонте Тизиранские горы.

Тьма и туман покрывали все, что попало в очерченный братом круг. Отсюда, с башни, они казались слепленными из трех слоев. Самый нижний слой плескался у их ног. Он покрывал землю, наполняя воздух сыростью. Средний слой казался прозрачным — сквозь него можно было рассмотреть стены и вершины деревьев, но дальше взгляд увязал в нем, как в непрозрачной воде.

Третий слой был небом. Он блестел звездами, но при этом все же оставался тьмой.