Последние узы смерти - Брайан Стейвли

Собаки настигали.

Акста закрыла глаза, расплела стягивающийся узел звуков на отдельные пряди собачьих голосов: три десятка псов в четверти мили от нее. Она мысленно проверила все изгибы и препятствия на пути – более полусотни, – по давней памяти сравнивая изгибы местности и представление о том, как распространяется на ней звук.

– Заглотили наживку, – сказала она. – Четыре группы.

Она указала в ту сторону, откуда они пришли: за расколотые валуны, за плотные и высокие ельники, за обомшелые стволы рухнувших могучих сосен.

– Там и там. И там, и там.

Сос не обернулся. Он не отрывал взгляда от просвета между деревьями, от надвое рассекавшей небо блестящей башни. Если Акста правильно расставила силки, охранять подножие осталось менее сорока смертных, а за спинами смертных внутри немыслимого сооружения укрывались их запертые в людских шкурах боги.

В ветвях над ними четырежды прострекотала сойка – и смолкла.

Акста натянула лук, приготовила последние стрелы. Знай она заранее, что произойдет, знай она, что людские боги сойдутся в одном месте в одно время, наладила бы ловушку понадежнее. Но откуда ей было знать? Они с Сосом – выйдя совсем по другому делу – случайно наткнулись на охрану. Не было времени возвратиться и известить жалкие остатки кшештрим. Не было времени даже заготовить побольше стрел.

– Ты атакуй, а я прикрою, – сказала она. – Но у них тоже луки.

– Я пройду между стрелами, – кивнул Сос.

Звучало это неправдоподобно, но Акста такое уже видела. Она лучше его брала след, лучше командовала войсками, лучше двигала фигуры на доске, но в лабиринте битвы никто не мог сравниться с Сосом. Он в одиночку перебил целый людской гарнизон в Пальян-Кваре. В темном лесу затянувшейся на целую зиму битвы у Первой Сосны он держал весь западный фланг кшештрим – скользил между стволами и тенями, день за днем, неделю за неделей прореживая силы людей, пока изнуренный враг не обратился в бегство. Сос вел сражение, как картограф следует собственной идеальной карте в мире слепых, растерянных, заблудших.

Два его меча выскользнули из ножен – Акста проследила лунные дуги их взмахов.

Сос, единственный из кшештрим, дал оружию имена. Один меч он назвал Ясностью, другой – Сомнением. Когда-то, тысячи лет назад, она видела, как он с этими самыми клинками выстоял против трех неббарим.

– Как ты их различаешь? – спросила она (мечи казались одинаковыми).

– Один тяжелее, другой острее.

В двух шагах от нее на резной лист папоротника опустилась бабочка, сложила иссиня-черные крылышки. Тысячу лет назад Акста уделила столетие изучению бабочек. Такой в ее каталоге не было.

– Который где? – спросила она, вновь повернувшись к воину.

– Я не решил.

– Странно: ты допускаешь существование имен без связи с миром?

Сос пожал плечами:

– Такова речь.

Акста уделила часть сознания размышлению над его словами. Будь у них больше времени, она бы поспорила с Сосом, но время кончилось. Сквозь собачий лай она слышала людей с оружием. Акста снова повернулась к башне.

– Если мы сегодня убьем их богов, то победим. Так считает Тан-из. Вместе с ними мы вырежем из мира гниль, испортившую наших детей.

Сос кивнул.

Бабочка сорвалась в полет.

– Что ты станешь делать, если война закончится? – спросила она.

Мечник никогда не занимал долгие годы жизни описанием бабочек.

– Готовиться.

– К чему?

– К новой войне.

Акста склонила голову к плечу, удивляясь, как он упустил из виду такой простой факт:

– Если мы сегодня победим, людей не останется.

Сос оглядел древние клинки, как оглядывают чужую вещь, изделие неведомого назначения – может быть, орудие земледельца или ремесленника.

– Война будет всегда.

Он мгновенно прорезал ошеломленный кордон людей, ступая из безопасности в безопасность, словно заранее изучил план битвы, словно неделю обдумывал свой курс сквозь кровавую схватку. Акста следовала за ним: перерезала горло женщине, подсекла колени бородатому мужчине – и вот они внутри.

Конечно, кшештрим изучили башню. Долгие годы до войны она стояла полой: несокрушимая сияющая скорлупа из неведомого историкам прошлого. Теперь она не пустовала. Люди застроили внутреннее пространство прочными деревянными лесами, врубая в лапу могучие сосновые бревна, а в их клети провели уходящую выше и выше к свету грубую винтовую лестницу.

За спиной Аксты в дверь хлынули солдаты – завывали, орали. Сос убивал их выверенными движениями работающего над шедевром мастера. Акста стала подниматься. Где-то наверху в ослепительном сиянии скрывались боги: Хекет и Кавераа, Эйра и Маат, Орелла и Орилон, чьи прикосновения загрязнили ее народ, чья порча обратила кшештрим в животных наподобие тех уродливых созданий, что теснились сейчас внизу, бились в оборону Соса, напарывались мягкими шеями на его клинки.

Акста ползла вверх, словно увязшее в солнечном янтаре насекомое, – казалось, ее непрерывное движение было равно неподвижности. Она не представляла, зачем собрались здесь боги, не знала, зачем люди так долго трудились над постройкой лесов и винтовой лестницы. Ее горячее сердце разгоняло кровь по жилам, а разум взвешивал вероятности. Рассудок пасовал перед преградой. Отказывали и логика, и дедукция. Знание только и может расти из корней факта, и потому она продолжала подъем.

Достигнув вершины, Акста шагнула из света в свет. Сос отставал от нее на шаг. Тучи затянули небо гладкой синей бронзой. На широкой верхней площадке боги – все шестеро: могучий, как бык, исполосованный шрамами Хекет; тонкий, как змеиное шипение, Маат; Орелла с Орилоном, одна белее кости, другой темнее бури; Кавераа с длинными ногтями; пышноволосая, хрупкая, как девочка, Эйра – лежали неподвижно, закрыв глаза.

Ветер порезался о нагие лезвия Соса.

Акста не шевельнулась.

Наконец мечник вложил один из клинков в ножны и, встав на колени, коснулся пальцем горла Хекета, а затем и других.

– Мертвы, – заключил он, вставая над трупами.

Мертвы… Акста поворочала в сознании эту мысль, испытывая ее, как весенний лед. Десятилетиями эти боги, избрав для себя человеческие оболочки, ходили по миру. Тан-из сумел захватить и убить двоих, но остальные выжили и не давались в руки. Благодаря этому выжили и смертные.