Униженные и оскорбленные - Федор Достоевский Страница 74

– Прощайте! – сказал я, вставая.

– Минутку! Два заключительных слова, – вскричал он, изменяявдруг свой гадкий тон на серьезный. – Выслушайте мое последнее: из всего, что ясказал вам, следует ясно и ярко (думаю, что и вы сами это заметили), что яникогда и ни для кого не хочу упускать мою выгоду. Я люблю деньги, и мне онинадобны. У Катерины Федоровны их много; ее отец десять лет содержал винныйоткуп. У ней три миллиона, и эти три миллиона мне очень пригодятся. Алеша иКатя – совершенная пара: оба дураки в последней степени; мне того и надо. Ипотому я непременно желаю и хочу, чтоб их брак устроился, и как можно скорее.Недели через две, через три графиня и Катя едут в деревню. Алеша долженсопровождать их. Предуведомьте Наталью Николаевну, чтоб не было пасторалей,чтоб не было шиллеровщины, чтоб против меня не восставали. Я мстителен и зол, яза свое постою. Ее я не боюсь: все, без сомнения, будет по-моему, и потому еслипредупреждаю теперь, то почти для нее же самой. Смотрите же, чтоб не былоглупостей и чтоб вела она себя благоразумно. Не то ей будет плохо, очень плохо.Уж она за то только должна быть мне благодарна, что я не поступил с нею какследует, по законам. Знайте, мой поэт, что законы ограждают семейноеспокойствие, они гарантируют отца в повиновении сына и что те, которыеотвлекают детей от священных обязанностей к их родителям, законами непоощряются. Сообразите, наконец, что у меня есть связи, что у ней никаких и...неужели вы не понимаете, что я бы мог с ней сделать?.. Но я не сделал, потомучто до сих пор она вела себя благоразумно. Не беспокойтесь: каждую минуту, закаждым движением их присматривали зоркие глаза все эти полгода, и я знал все допоследней мелочи. И потому я спокойно ждал, пока Алеша сам ее бросит, что уж иначинается; а покамест ему милое развлечение. Я же остался в его понятияхгуманным отцом, а мне надо, чтоб он так обо мне думал. Ха, ха, ха! Как вспомнюя, что чуть не комплименты ей делал, тогда вечером, что она была таквеликодушна и бескорыстна, что не вышла за него замуж; желал бы я знать, как быона вышла! Что же касается до моего тогдашнего к ней приезда, то все это былоединственно для того, что уж пора было кончить их связь. Но мне надобно былоувериться во всем своими глазами, своим собственным опытом... Ну, довольно ли свас? Или вы, может быть, хотите узнать еще: для чего я завез вас сюда, для чегоя перед вами так ломался и так спроста откровенничал, тогда как все это можнобыло высказать без всяких откровенностей, – да?

– Да. – Я скрепился и жадно слушал. Мне нечего было отвечатьему более.

– Единственно потому, мой друг, что в вас я заметил несколькоболее благоразумия и ясного взгляда на вещи, чем в обоих наших дурачках. Вымогли и раньше знать, кто я, предугадывать, составлять предположения обо мне,но я хотел вас избавить от всего этого труда и решился вам наглядно показать, скем вы имеете дело. Действительное впечатление великая вещь. Поймите же меня,mon ami [30]. Вы знаете, с кем имеете дело, ее вы любите, и потому я надеюсьтеперь, что вы употребите все свое влияние (а вы-таки имеете на нее влияние),чтоб избавить ее от некоторых хлопот. Иначе будут хлопоты, и уверяю, уверяювас, что не шуточные. Ну-с, наконец, третья причина моих с вами откровенностейэто... (да ведь вы угадали же, мой милый), да, мне действительно хотелосьпоплевать немножко на все это дело, и поплевать именно в ваших глазах.

– И вы достигли вашей цели, – сказал я, дрожа от волнения. –Я согласен, что ничем вы не могли так выразить передо мной всей вашей злобы ивсего презрения вашего ко мне и ко всем нам, как этими откровенностями. Вы нетолько не опасались, что ваши откровенности могут вас передо мнойкомпрометировать, но даже и не стыдились меня... Вы действительно походили натого сумасшедшего в плаще. Вы меня за человека не считали.

– Вы угадали, мой юный друг, – сказал он, вставая, – вы всеугадали: недаром же вы литератор. Надеюсь, что мы расстаемся дружелюбно.Брудершафт ведь не будем пить?

– Вы пьяны, и единственно потому я не отвечаю вам, как быследовало...

– Опять фигура умолчания, – не договорили, как следовало быотвечать, ха-ха-ха! Заплатить за вас вы мне не позволяете.

– Не беспокойтесь, я сам заплачу.

– Ну, уж без сомнения. Ведь нам не по дороге?

– Я с вами не поеду.

– Прощайте, мой поэт. Надеюсь, вы меня поняли...

Он вышел, шагая несколько нетвердо и не оборачиваясь ко мне.Лакей усадил его в коляску. Я пошел своею дорогою. Был третий час утра. Шелдождь, ночь была темная...