В краю лесов - Томас Гарди Страница 52

- Отец сказал, что ты послал письмо в Бедмут! - воскликнула Грейс, вышедшая встретить мужа. На быстро темнеющем небе одиноко горела вечерняя звезда. - Ты решился наконец заплатить, сколько они просят? Слава богу, это неприятное дело окончено. Когда мы едем, Эдрид?

- Я передумал, - ответил Фитцпирс. - Семьсот пятьдесят фунтов - слишком дорого для нас. И я отказался. Подождем более подходящего случая... Боюсь, что делец из меня никудышный!

Последние слова он сказал, устыдившись на мгновенье величайшей глупости своего поступка. Глядя в глаза Грейс, ясные и правдивые, он вдруг испытал угрызения совести.

Грейс была расстроена в тот вечер. Она любила дом, где прошло ее детство, и не гналась за удовольствиями света, но она видела, что мужа ее гнетет жизнь в этом глухом углу, и ради него искренне хотела уехать отсюда.

Дня через три Фитцпирс опять пошел к миссис Чармонд. С самого утра было ветрено, то и дело начинал накрапывать дождь, стуча каплями, точно пригоршнями зерна, по стеклам и стенам домиков Малого Хинтока. Фитцпирс шел глухой частью парка, где росли старые вязы и дубы. На их коре, бугорчатой и морщинистой, как лицо столетней колдуньи, темнели пятна влаги, сочившейся из старых ран, а внизу у самой земли изумрудно зеленели наросты лишайника. Это были могучие деревья, чьи стволы не сгибались под напором самых сильных ветров, а только раскачивали ветвями. Над их густыми, еще зелеными кронами осень уже позолотила листву других деревьев - торчали, как оленьи рога, голые, черные сучья.

Миссис Чармонд приняла Фитцпирса не то в будуаре, не то в маленькой гостиной во втором этаже. Хотя на дворе был день и холода еще не настали, окна были наглухо завешены шторами, горели свечи и лампа под красным абажуром, ярко пылал камин.

- Почему топится камин и горят свечи? - спросил Фитцпирс.

Миссис Чармонд сидела в кресле, отвернувшись.

- О, мир за окнами так уныл, - прошептала она. - Небо в трауре, потоки слез льются по окнам. Сегодня ночью по стеклу скрипела улитка. Печальный звук. Я проплакала все утро, не осушая глаз. И я не хочу, чтобы вы видели мое заплаканное лицо. Скажите, доктор, зачем нам даны мятежные сердца и пламенные желания, когда приходится жить в этом мире? Почему смерть одна дарит то, что у жизни приходится вымаливать [23], - покой? Ответьте мне, доктор.

- Чтобы ответить на ваш вопрос, милая Фелис, нужно вкусить еще от одного древа познания.

- Когда родник страстей иссякает, душа моя наполняется страхом и мне кажется, что я скоро умру. О, свет так жесток, так неумолим к тому, чье сердце из воска, а не из камня. Я боюсь людей, они сурово карают за каждый неверный шаг. Законы, правила, твердят они, созданы для того, чтобы человек стал совершенен. Какое мне дело до чужого совершенства? И ради него я должна жертвовать всем, что дорого моему сердцу!

- Что вас так расстроило сегодня? - тихо спросил Фитцпирс, садясь рядом с миссис Чармонд. Он подумал, что сплин ее объясняется единственно сидением взаперти, но ничего не сказал.

- Мои мысли, доктор. Вы не должны больше приходить ко мне. Люди начинают говорить, что моя болезнь - притворство. Не приходите больше. Только не сердитесь на меня. - Миссис Чармонд порывисто вскочила с кресла и, схватив Фитцпирса за руку, умоляюще взглянула на него. - Это необходимо. Так будет лучше для вас и для меня.

- Но что плохого мы сделали? - спросил, помрачнев, Фитцпирс.

- Мы не сделали ничего плохого, доктор. Но оттого, вероятно, и эти мысли. А впрочем, все суета... Я решила уехать в Миддлтон-Эби. Это недалеко от Шотсфорда. Там живет тетка моего мужа. Я еще в Лондоне обещала навестить ее. И не могу нарушить слова. Так будет лучше. Я уеду, и все забудется. А вы когда насовсем покидаете Хинток с вашей милой женой?

- Я отказался от практики в Бедмуте. Я полюбил эти места и не хочу уезжать отсюда.

- Отказались? - изумилась миссис Чармонд, недоверчиво глядя на Фитцпирса. - Но вы погубили себя. Боже мой, что я наделала!

- Ничего, кроме того, что собрались уезжать.

- Да, но я уезжаю недалеко и ненадолго, всего на месяц-другой в Миддлтон-Эби. Но, может статься, я обрету там душевный покой и вернусь в Хинток преображенной. Вы будете приходить ко мне в гости с вашей прелестной женой, и мы с ней станем друзьями. О, как легко родятся в уединении праздные мысли и чувства! С завтрашнего дня я перестану быть на вашем попечении, доктор. Я так хочу... И все-таки я рада, что вы остаетесь в Хинтоке, если, конечно, это не повредит вашему будущему.

Но едва Фитцпирс ушел, глаза миссис Чармонд потухли, с губ слетела полупечальная, полуигривая улыбка. Сердце ее налила свинцовая тяжесть. Она опять погрузилась в унынье, не имея сил шевельнуть пальцем; губы ее задрожали, закрытые глаза увлажнились.

Обратные шаги Фитцпирса испугали ее, и она быстро подняла голову.

- Я вернулся сказать вам, что вечер обещает быть теплым. Отдерните шторы, потушите лампу и свечи - за окном такое яркое солнце. Позвольте, я помогу вам.

- Пожалуйста, если вам не трудно.

Он отдернул шторы, и в комнату хлынули закатные лучи неяркого осеннего солнца. Красный огонь лампы и желтое пламя двух свечей стали почти невидимы.

- Можно подойти к вам? - спросил Фитцпирс: миссис Чардмонд сидела к нему спиной.

- Нет.

- Почему?

- Я плачу и не хочу, чтобы вы видели мое лицо, когда на него падает свет.

Секунду он стоял в нерешительности, сожалея, что отдернул шторы и солнечный свет рассеял розовый альковный полумрак.

- Тогда я пойду...

- Идите, - сказала она, протягивая ему руку, а другой промокнув глаза платком.

- Можно, я буду писать вам?

- Нет, нет! - воскликнула она. И прибавила голосом кроткого благоразумия: - Вы не должны мне писать. Не надо. - Ну что же. До свидания. - С этими словами Фитцпирс ушел.

Вечером, когда служанка одевала ее к обеду, она с самым невинным видом то и дело наводила разговор на женитьбу Фитцпирса.

- Люди говорят, что миссис Фитцпирс любила когда-то мистера Уинтерборна, - сказала служанка.

- Почему же она не вышла за него замуж?

- Да потому, что, говорят, он в одночасье лишился дома и всего, что имел.

- Как это могло случиться?

- У него кончился срок аренды, а ваш управляющий не стал ее продлевать, хотя, говорят, у мистера Уинтерборна были все права. Он остался без крова, и помолвка расстроилась. Так люди говорят, мадам.

Самые разнообразные чувства охватили миссис Чармонд и она стала горько упрекать себя. "Отказав этому бедному человеку в его законном притязании, я тем самым обрекла на гибель мою воскресшую любовь, - говорила она себе. Кто бы мог подумать, что простое распоряжение по хозяйству нанесет впоследствии такую глубокую рану моему сердцу. И вот теперь меня ожидает печальная зима, зима горьких сожалений, сердечных мук и неисполнимых желаний. А весной я забуду его. О, я рада, что уезжаю".