Рассказы о Бааль-Шем-Тове - Шмуэль Агнон Страница 32

Сели они в великой радости за стол встречать невесту-субботу, и произнес рабби Гершон благословение по обыкновению своему с большим воодушевлением и в великом веселии, и стали есть. Начал учитель Ор ѓа-Хаим говорить перед рабби Гершоном о смыслах потаенных и раскрыл ему многие тайны, что [содержатся] в реченном в книге Зогар о стихе «Помни день субботний…», и во время трапезы сказал рабби Гершон Ор ѓа-Хаиму, что всей душой стремится он пойти в пещеру Махпела. И сказал ему учитель Ор ѓа-Хаим: «Береги себя и остерегайся, ибо велика опасность даже [просто] пройти там, зане измаильтяне, завидев [только], что человек из Израиля приближается к пещере Махпела, тотчас отсекают ему голову ятаганом» [155]. Однако рабби Гершон помнил слова учителя своего Бешта, что жизнь свою положит он за общину Израиля, а посему по исходе субботы пошел на площадку перед пещерой Махпела и взял с собой несколько золотых динаров. Как только подошел он к страже измаильтян, бросился ему наперерез измаильтянин, дабы лишить его жизни, и дал ему рабби Гершон один золотой дукат [156]и убежал прочь. И так он сделал и на другой день, и на третий, вплоть до четвертого, и каждый Божий день, когда спрашивал его Ор ѓа-Хаим, куда он ходил, уводил разговор в сторону и не говорил тому. А на четвертый день с великим рыданием взмолился и стал увещевать измаильтянина, стоявшего на страже, и дал ему мзду – золотой дукат, – и сжалился над ним страж, и позволил ему войти внутрь, и указал ему дорогу через двор, чтобы пройти туда, и сказал: «Берегись и тотчас приходи назад, а там не задерживайся, ибо через час сменится стража, я уйду по своим делам, а на моем месте будет начальник стражи и кади со своими воинами».

И было, когда вошел рабби Гершон внутрь пещеры Махпела, стал он бродить туда и обратно в поисках могил праотцев. Найдя же, сказал то, что велел ему Бешт. Тотчас великий страх обуял его, и опустилась на него тьма, и не чуял боле в себе души, и вот, пронесся вихрь и, подхватив его за прядь волос, поставил его во дворе. А за то время сменилась стража, и первый измаильтянин ушел, исчез себе [157]. И пришел начальник стражи со своими людьми, и увидели: один из евреев прохаживается по двору, и преисполнился кади гнева. И взяли рабби Гершона, и заточили его в темницу, в то место, куда заключают узников, ожидающих казни, чтобы вынести ему приговор, какой смертью казнить его. И было на пятый день, великая грусть была у учителя Ор ѓа-Хаима по рабби Гершону, ибо тот уже два дня не появлялся у него. И стали искать по всему городу, и не было [его нигде]. Однако как дошел до Ор ѓа-Хаима людской шепоток, что-де один еврей заключен в темницу за то, что был внутри пещеры Махпела, то смекнул учитель Ор ѓа-Хаим, что это он – рабби Гершон. И рыдал он горько и не хотел утешиться, и всю ночь голова его была меж колен, и взывал он: «О брат мой!» А в пятницу вышел от властей указ сжечь рабби Гершона на костре. И учитель Ор ѓа-Хаим пошел по городу, и великим криком взывал к знатным и благородным горожанам, дескать, кто-нибудь да сможет спасти его, но ничего не помогло. Увидев же, что всякая надежда потеряна, послал рабби Гершону письмо, переписав в нем весь раздел о телице с переломленною шеей [158], как бы желая сказать: «Руки наши не пролили крови…»

Послал ему рабби Гершон ответ, чтобы нисколько не беспокоился о нем, ибо в тот день учитель его Бешт был у него в темнице. И рабби Гершон настоятельно просил его, учителя Ор ѓа-Хаима, ждать его ко времени [субботнего] кидуша. Когда наступила суббота, учитель Ор ѓа-Хаим молился с великими рыданиями, ибо знал: в этот день сожжен высший святой. И было, когда он закончил молитву и взял в руку бокал для кидуша, отворил рабби Гершон дверь, и вошел, и весело пожелал доброй субботы, и от великой радости и веселья лишились все слов, а у учителя Ор ѓа-Хаима, когда он увидел рабби Гершона, едва не выскочило сердце из груди. А чуть придя в себя, стал спрашивать рабби Гершона: «Скажи мне, возлюбленный души моей [159], каким образом ты вышел на свободу». И рассказал ему, что подошло большое войско воевать с пашой, и первым делом подступили к темнице, и ломами сокрушили башни и засовы, и вышли все узники на свободу, и, мол, пошел я себе, и никто не удерживал меня, и никто рта не посмел открыть, сказать что-либо против.

И написал [рабби Гершон] обо всем этом после субботы Бешту, и послал ему Бешт повеление, чтобы никогда не уезжал из Святой земли, и так он и сделал и жил там до дня своей смерти.

(Кеѓаль хасидим, лист 24а)

Однажды сказал Бешт: «Удивительно мне, в канун субботы искал я в час молитвы рабби Гершона и не нашел его в Земле Израиля, а в субботу утром во время молитвы видел его в Земле Израиля и не знаю, что это может значить, кроме как что он перешел субботний рубеж» [160]. Спустя несколько лет приехал к нему рабби Гершон и спросил его, но рабби Гершон позабыл обо всем этом деле. Потом вспомнил, что удостоили его заповеди обрезания в Акко, и он остался там на субботу. А в Акко есть две синагоги, одна за пределами Земли Израиля, другая же в Земле Израиля [161], и он пошел в канун субботы на молитву в ту синагогу, что за пределами Земли Израиля, потом же жалел, зачем не молился в Земле Израиля, наутро же пошел молиться в ту синагогу, что в Земле Израиля.