Собор - Жорис-Карл Гюисманс Страница 16

Об этих базиликах у нас нет вполне достоверных документов; мы знаем только, что самую первую из них полностью уничтожил римский губернатор здешней округи; он перебил множество христиан, в том числе собственную дочь Модесту, и бросил их трупы в колодец близ пещеры, с тех пор получивший название колодца Святых Крепких.

Третий храм, построенный епископом Вульфардом, был снесен в 1020 году епископом Фульбертом, заложившим четвертый собор. В 1194 году его уничтожила молния, пощадившая только две колокольни и крипту.

Наконец, пятый собор, возведенный в царствование Филиппа Августа, когда епископом Шартра был Регинальд Монтионский, — тот, что мы видим сегодня; он был освящен 17 октября 1260 года, но непрестанно страдал от больших пожаров. В 1506 году молния ударила в северный шпиль, конструкции которого были сделаны из дерева, обитого свинцом; страшная буря, бушевавшая от шести часов вечера до четырех утра, так раздула огонь, что шесть колоколов расплавились, как восковые. В 1539, в 1573, в 1589 годах молния поражала вновь отстроенную колокольню. Прошло лет сто с небольшим, и все началось снова: в 1701 и в 1740 годах молния била все в тот же шпиль.

До 1825 года он оставался невредим, а в том году гром сокрушил его на второй день Пятидесятницы, во время пения Песни Богородицы на вечерне.

Наконец, 4 июня 1836 года разразился жуткий пожар, случившийся из-за неосторожности двух рабочих, чинивших водостоки на крыше. Пожар не утихал одиннадцать часов и погубил все перекрытия, все деревянные части здания; чудо, что в этой замятне [6]не погиб весь храм.

Согласитесь сударь: эта череда катастроф впечатляет.

— Верно, — сказал аббат Жеврезен, — и что самое странное — с какой яростью низвергается на храм огонь небесный.

— Как же это объяснить? — спросил Дюрталь.

— Автор «Партении» Себастьен Руйяр думает, что эти бедствия были попущены во искупление неких грехов и осторожно предполагает, будто причиной пожара третьего собора было бесчинное поведение паломников, которые в те времена спали в самом нефе, мужчины вперемежку с женщинами. Другие считают, что Сатана, который в некоторых случаях бывает соразмерен молнии, возжелал во что бы то ни стало разрушить сей храм.

— Но отчего же тогда Пресвятая Дева не защитила его?

— Обратите внимание: Она не раз не давала обратить его в пепел, хотя оттого случай не менее удивителен. Вспомните, что Шартр — первое место поклонения Божьей Матери во Франции. Оно предзнаменовано еще до Спасителя, ибо задолго до того, как родилась дочь Иоакима, друиды устроили в пещере, где теперь наша крипта, алтарь «Девы рождающей», Virginae pariturae. Некоей благодатью они предчувствовали рождение Спасителя, Мать Которого будет непорочна; таким образом, Шартр, по-видимому, связан с Девой Марией столь давними узами, как ни одно другое место; неудивительно, что диавол так упрямо старается их разорить.

— Знаете ли, — сказал Дюрталь, — что эта пещера имеет прообраз в человеческом, но почти официальном прибавлении к Ветхому Завету? Замечательная прозорливица Екатерина Эммерих в «Жизни Господней» сообщает {8}, что поблизости от горы Кармель есть пещера и колодец, где пророк Илия видел Деву; она говорит, что иудеи, ожидавшие пришествия Мессии, несколько раз в год совершали туда паломничества.

Это ли не образ Шартрской пещеры и колодезя Святых Крепких?

С другой стороны, заметьте, что громы всегда выбирают не старую колокольню, а новую; как я думаю, никакая метеорологическая причина не может объяснить такое предпочтение, но когда внимательно рассматриваю оба шпиля, бываю поражен, как изящен кружевной орнамент со стороны грациозной, элегантной новой башни. На другой же нет ни орнамента, ни кружев, одна чешуйчатая кровля, как на воине в доспехах; она скромна и сурова, горделива и мощна. Поистине можно сказать, что одна башня женственна, другая же принадлежит к мужскому полу. А если так, не может ли одна символизировать Богородицу, другая же Сына? В этом случае мой вывод не отличается от того, что изложил сейчас господин аббат: виновник пожара — Змий, ярящийся на Ту, что имеет власть стереть его главу.

— Попробуйте филейчика, друг наш, — сказала г-жа Бавуаль, войдя с бутылкой в руках.

— Нет, благодарю.

— А вы, господин аббат?

Аббат Плом поклонился и покачал головой:

— Вы же совсем ничего не едите!

— Как ничего не ем! Признаюсь вам, мне даже немного стыдно, что я так хорошо отобедал, а ведь только сегодня утром я читал в житии святого Лаврентия, архиепископа Дублинского, что у него на трапезу всего-то и было что кусок хлеба, омоченный в щелоке.

— Зачем?

— Чтобы говорить, подобно царю Давиду, что он питается пеплом, ведь в щелоке есть угольная пыль. Вот пиршество кающегося; оно совсем не похоже на то, что было сегодня у нас, — со смешком закончил речь аббат.

— Что ж, дорогая госпожа Бавуаль, вы смущены? — сказал аббат Жеврезен. — Значит, еще не привыкли к настоящему сладострастию строгого поста; вы у нас лакомка, вам подавай воды или молока, чтобы размочить сухарик.

— Помилуйте, — серьезно добавил Дюрталь, — святые еще и не так гуляют. Помнится, я читал в житии блаженной Екатерины Кордовской, что она щипала траву без помощи рук вместе с ослами.

Г-жа Бавуаль, словно не понимая, что ее друзья шутят, ответила:

— Мне Господь никогда не велел посыпать галетки пеплом или щипать траву… Если Он скажет, я так, конечно, и буду делать… однако…

У нее было такое кислое лицо, что все расхохотались.

— Словом, — вернулся к разговору аббат Жеврезен, — нынешний собор построен в XII–XIII веке, не считая, конечно, новой башни и многих деталей.

— Да-да.

— А имена зодчих, его построивших, неизвестны?

— Как и почти всех строителей древних храмов, — ответил аббат Плом. — Можно, впрочем, предположить, что в XII–XIII веке работами в нашем храме руководили бенедектинцы из аббатства Тирон, ведь в 1117 году этот монастырь открыл подворье в Шартре; кроме того, мы знаем, что в обители было тогда больше пятисот монашествующих, наученных всем ремеслам, что там было много скульпторов и иконописцев, каменотесов и каменщиков. Так что вполне естественно думать, что именно монахи, выселенные в Шартр, начертили план собора Богоматери и привели с собой артели художников, изображение которых мы видим на одном из витражей абсиды: люди в мохнатых колпаках, похожих на рукавные мешки, вытесывают и отделывают статуи царей.

В начале XVI века их работу продолжил Жеан Ле Тесье по прозвищу Жеан из Боса: он автор северной, так называемой Новой, колокольни и убранства той части внутри храма, что заключает в себе скульптурные группы вокруг клироса.

— И что же, никто и никогда так и не выяснил имени одного из первых архитекторов, первых скульпторов, первых витражистов этого собора?