Мерсье и Камье - Сэмюэль Беккет

Мне легко рассказывать о путешествии Мерсье и Камье, потому что я был с ними все время.

Физически это было совсем несложное путешествие, без морских плаваний, без перехода границ, по не очень пересеченной, хотя местами и пустынной местности. Мерсье и Камье все время оставались у себя дома, им выпала эта неоценимая удача. Им не надо было с большим или меньшим успехом входить в соприкосновение с чужими обычаями, странным языком, причудливыми законами, климатом и кухней, среди пейзажа, в смысле сходства имеющего очень мало общего с тем, к которому они были приучены сначала в юном, а затем в зрелом возрасте. Погода, хотя часто и не щадила их (но они к этому привыкли), никогда не преступала пределы разумного, то есть того, что если и не без неудовольствия, то хотя бы без опасности для себя может перенести местный житель, подобающим образом одетый и обутый. Что до денег, то, не имея возможности путешествовать первым классом или останавливаться во дворцах, они все же располагали достаточными средствами для проезда туда и обратно, чтобы не стоять с протянутой рукой. Итак, можно утверждать, что с этой точки зрения они были в благоприятных условиях – более или менее. Им приходилось бороться, но меньше, чем многим, меньше, чем большинству людей, которые уезжают, гонимые какой-либо нуждой, иногда очевидной, иногда неявной.

Они долго советовались между собой, перед тем как пуститься в дорогу, и со всем хладнокровием, на какое были способны, взвешивали преимущества и неудобства, которые могли проистечь для них из этой затеи. Жизнь представала перед ними то в черном, то в розовом свете. Единственное убеждение, которое они вынесли из этих споров, было то, что бросаться очертя голову навстречу приключениям не следует.

Камье пришел на свидание первый. Это значит, что, когда он явился, Мерсье не было на месте. На самом деле Мерсье опередил его на добрых десять минут. То есть первым на свидание пришел не Камье, а Мерсье. Он терпеливо ждал пять минут, держа под наблюдением все пути, которыми мог прибыть его друг, а потом ушел прогуляться примерно на четверть часа. Камье, в свой черед, не обнаружив Мерсье, пять минут прождал и пошел немного пройтись. Через четверть часа он вернулся на место встречи и стал искать глазами Мерсье, но напрасно. И это понятно. Ведь Мерсье, терпеливо прождав на условленном месте еще пять минут, пошел, по его излюбленному выражению, размять ноги. Итак, Камье спустя пять минут тупого ожидания опять ушел, сказав себе: может, я наткнусь на него на одной из соседних улочек. В этот самый миг Мерсье, вернувшись после своей недолгой прогулки, которая на сей раз продолжалась минут десять, не больше, увидел удаляющийся силуэт, в утреннем тумане смутно напоминавший Камье, причем это и в самом деле был Камье. К сожалению, силуэт исчез, словно сквозь мостовую провалился, и Мерсье вновь расположился на отдых. Но спустя пять минут, что уже явно начинало входить в обыкновение, он снялся с места, ощущая потребность подвигаться. И какова же была наконец их радость в решительный миг, радость Мерсье и радость Камье, когда после соответственно пяти и десяти минут тревожного безделья они одновременно вышли на площадь и столкнулись нос к носу – впервые с предыдущего вечера. Это случилось в девять часов пятьдесят минут.

Итак:

Получилось прямо как нарочно.

Пока они обнимались и целовались, с чисто восточной внезапностью хлынул дождь. Они бросились в укрытие в форме пагоды, которое было выстроено в том месте, чтобы служить убежищем от дождя и прочей непогоды и вообще от погоды. Там было темно и полным-полно ниш и закоулков, что одинаково годилось влюбленным и старикам, мужчинам и женщинам. Одновременно с нашими двумя умниками туда ринулась собака, за ней другая. Мерсье и Камье нерешительно переглянулись. Они еще не доцеловались до конца, но им было неловко к этому возвращаться. А собаки уже без малейшего смущения занимались любовью.

Место, в котором они очутились, место, где им не без труда удалось назначить друг другу свидание, было, собственно говоря, и не площадь даже, а скверик, вжавшийся в путаницу улочек и переулков. Этот скверик был в таком изобилии украшен зелеными насаждениями, цветочными клумбами, бассейнами, фонтанами, статуями, газонами и обычными скамейками, что все это буквально задыхалось от тесноты. Было в том скверике что-то от лабиринта, ходить по нему было неудобно, и, только зная его, удавалось найти выход с первой попытки. Войти, естественно, было легче легкого. В центре или неподалеку вздымался огромный пурпурный сияющий бук, посаженный, если верить грубо прибитой к стволу табличке, маршалом Франции с мирным именем Сент-Рут несколько веков тому назад. Судя по надписи, не успел он посадить этот бук, как его (маршала) насмерть сразило пушечное ядро, – в безнадежной борьбе, на поле брани, имеющем очень мало общего в смысле ландшафта с теми, на которых он проявлял себя бригадиром, а затем лейтенантом, коль скоро на полях сражений принято проявлять себя именно в таком порядке. Сквер, по-видимому, был обязан своим существованием этому дереву – обстоятельство, о котором маршал, надо думать, не догадывался, когда в стороне от выстроившихся в шахматном порядке зеленых насаждений, на виду у элегантного и пресыщенного общества, опускал в ямку, лоснившуюся от вечерней росы, хрупкий дичок. И чтобы уж покончить с этим деревом и больше к нему не возвращаться, именно оно, наряду с названием «Сквер Сент-Рута», сообщало скверу остатки очарования. Задыхающийся великан приближался уже к концу своего поприща и постепенно чахнул, и недалек был тот день, когда его распилят на куски и увезут. И тогда на какое-то время в сквере с таинственным названием станет легче дышать.

Мерсье и Камье не знали этого места. Как раз поэтому, вероятно, они назначили свидание именно здесь. Есть вещи, которых нам никогда не узнать наверняка.

Сквозь оранжевое оконное стекло дождь казался золотым, и это, в соответствии с теми местами, где они успели побывать прежде, напомнило одному Рим, а другому Неаполь, причем они друг другу в этом не признались и обоим было как-то стыдно. Казалось, им бы могло полегчать благодаря этому вмешательству далеких времен, когда они были молодыми и горячими, любили живопись, смеялись над женатыми. Но им не полегчало. Тогда они были незнакомы, но с тех пор, как познакомились, часто говорили о тех временах, слишком много говорили, перескакивая, по своему обыкновению, с одного на другое.

– Вернемся домой, – сказал Камье.

– Почему? – сказал Мерсье.

– Теперь до вечера не перестанет, – сказал Камье.

– Это ливень, просто он затянулся, – сказал Мерсье.

– Я не могу стоять и ничего не делать, – сказал Камье.

– Давай сядем, – сказал Мерсье.

– Так еще хуже, – сказал Камье.

– Тогда давай ходить взад и вперед, – предложил Мерсье. – Возьмем друг друга под руку и будем прогуливаться. Пространство ограничено, но бывает и теснее. Поставь зонтик, помоги мне снять рюкзак, ага, спасибо, и вперед.