Четыре королевы - Нэнси Голдстоун Страница 86

В конце 1264 года, вскоре после того, как Карл договорился с папой, его давняя врагиня Беатрис Савойская, скоропостижно умерла в возрасте пятидесяти восьми лет. Для Маргариты и Элеоноры это стало жестоким ударом. Мать всегда принимала активное участие в их жизни, от нее исходили и добрые советы, и утешение. Их горе еще усиливалось и тем, что ни одна из них не была рядом со старой женщиной, когда та отходила в мир иной; как только в Англии разразилась гражданская война, Беатрис оставила двор Маргариты в Париже и отправилась в Савойю — лично собирать рыцарей и пехотинцев, чтобы помочь вторжению, задуманному Элеонорой. Она умерла, не дожив до битвы под Ившемом и не зная, чем закончился конфликт.

Не только дочери, но и весь Савойский дом оплакивал уход этой энергичной, способной и решительной женщины. Не будучи сама королевой, Беатрис Савойская была талантливым дипломатом и оказывала влияние на политику королей почти четверть столетия; через своих дочерей она определяла судьбы западной Европы. Матвей Парижский однажды заметил, что она «распространяла светлое сияние на весь христианский мир».

Реакция Беатрис-младшей на смерть матери не зафиксирована в источниках, но, видимо, была более сложной. Беатрис Савойская много лет преграждала путь младшей дочери; она не скрывала также, что предпочитает старших дочерей, и это было больно. Что касается Карла, внезапная кончина тещи стала для него большой удачей. Граф Прованский знал, что какую бы армию он ни собрал, бросая вызов Манфреду, она не сможет перейти Альпы, чтобы попасть в южную Италию, без позволения родичей жены. Неукротимая враждебность Беатрис Савойской могла лишить его всякой возможности добраться до расположенного в Савойе перевала Мон-Сени, в те времена — самого надежного. Вышло так, что смерть старой графини побудила будущего короля Сицилии начать серьезные приготовления к походу на Манфреда.

Первым делом, естественно, был произведен набор большой армии. К своему огорчению, Карл вскоре выяснил, что Людовик ожидал от графа Прованского самостоятельности в этом вопросе. Король французский полагал, что достаточно сделал, согласившись на это предприятие, и не намеревался тратить живую силу и средства на итальянскую экспедицию младшего брата вместо заветного крестового похода. Альфонс де Пуатье также отказался оказать финансовую помощь, хотя под нажимом папы все-таки дал некую сумму взаймы.

Тогда в дело вмешалась Беатрис Прованская. Казалось, будто она всю жизнь ждала этого часа. В ход пошел ее дух соревнования, ее жажда признания, ее природная вера в себя. Она объездила весь Прованс, созывая своих рыцарей. Она очаровывала, ублажала, требовала, чтобы подданные поддержали замысел ее мужа. Затем она перенесла свою военную кампанию в Париж, где они с Карлом провели Пасху 1265 года при дворе Людовика и Маргариты. Беатрис поработала с рыцарями и младшими сыновьями французской и фламандской знати, как за год до того — Элеонора; она раздавала перстни и подарки в обмен на военную службу.

«И его госпожа,… услышав об избрании графа Карла, ее супруга, поняла, что может стать королевой, и отдала на это дело все свои драгоценности и призвала всех молодых рыцарей Франции и Прованса собраться под ее знаменем и сделать ее королевой… и после делала она еще многое и добилась, что лучшие бароны Франции явились служить ей и во время похода показали себя наилучшим образом», — сообщает Виллани.

«Беатрис, дабы помочь ему [Карлу] ради удовлетворения ее честолюбия, продала все свои драгоценности и все украшения, и потратила всю личную казну на сбор войска под свое знамя, и не только собственных вассалов, по и рыцарственных юношей Франции, которых привлекло на службу ей как ее личное обаяние, так равно и богатые дары», — вторит хронист Анджело да Костанцо.

Энергия Беатрис была заразительна. Она много лет наблюдала за матерью и теперь знала, как убеждать, вознаграждать, угрожать и ублажать. В конечном счете ровно четверть войска Карла составили люди из Прованса. Граф и графиня поманили их обещанием высоких постов и захваченных богатств. Даже неугомонные граждане порта Марсель, которые годами боролись за утверждение своей независимости от Карла, быстро сообразили, какие экономические и торговые выгоды даст завоевание Сицилии, и оказали горячую поддержку проекту.

Многие отпрыски знатных семейств Франции также откликнулись на зов графа и графини. Французы увидели в замысле этой активной честолюбивой пары шанс восстановить военную славу королевства, поблекшую после первого крестового похода Людовика. Молодые дворяне, обученные рыцарским искусствам и с детства впитавшие романтику войны, с трудом воспринимали достоинства короля, который одевался в некий королевский аналог мешковины, регулярно заставлял себя бичевать и разбавлял вино водою. Карл, как все видели, был человеком действия — и этой части населения он представлялся куда более приемлемой фигурой. Недостающую часть войска граф и графиня пополнили рыцарями из графства Анжуйского и Фландрии.

Проблема денег все еще стояла остро — украшений Беатрис, естественно, не хватило, чтобы полностью финансировать операцию, — но Карл решил ее, назанимав денег у флорентийских и римских банкиров. Часть займов обеспечивалась папой. Церковь была так стеснена в средствах и папа так отчаянно нуждался в помощи Карла, что даже отдал в заклад золотое блюдо из утвари папской часовни, чтобы удовлетворить потребности своего протеже. Карл опрометчиво полагал, что займы, не подкрепленные залогом Церкви, возьмет на себя Людовик. Таким образом граф Прованский сумел наскрести около 150 000 турских ливров, и этого впритык хватало на финансирование войск на протяжении обязательного срока службы — трех месяцев.

К весне 1265 года все было готово. Карл решил, что лучше всего ему отправиться морем в Рим с небольшим экспедиционным корпусом, а основной контингент отправить по суше. Почти точно в то же самое время, 10 мая 1265 года, когда Гильом де Баланс, сводный брат Анри де Лузиньяна, со своими рыцарями скрытно высадился в Уэльсе, чтобы начать отвоевание Англии у Симона де Монфора, Карл Анжуйский отплыл под всеми парусами из Марселя на бой с Манфредом.

Это плавание представляло собою рассчитанный риск. Для того, чтобы избавиться от господства Манфреда, город Рим постановил избрать Карла своим сенатором, и граф Прованский намеревался лично принять это почетное звание. Но корабли были дороги, и он не мог отправить всю армию морем. Потому он поставил на кон скорость и неожиданность. Если бы Карл с небольшим отрядом смог взять и удержать Рим, у будущего короля Сицилии появился бы важный плацдарм на вражеской территории, откуда он смог бы начать массированное наступление, когда подтянутся основные силы. Говорят, что перед отплытием Карл заметил: «Предусмотрительность отпугивает неудачу».

Но Манфред также приготовился. Около восьмидесяти его судов поджидали у побережья, чтобы перехватить завоевателей. Затем произошел ряд событий, напоминающих фарс, но очень типичных для средневекового мореплавания. Спустя несколько дней после выхода из Марселя суда Карла попали в сильный шторм, который разбросал флотилию…

и сделал приготовления Манфреда бесполезными. Три корабля, включая тот, на котором находился Карл, вынуждены были зайти в Пизу для ремонта. Узнав об этом замечательном совпадении, представитель Манфреда в Пизе, граф Гвидо Новелло, поспешил поднять свои самые лучшие сухопутные войска, чтобы захватить Карла. Но граждане Пизы, воспользовавшись обстоятельствами, закрыли городские ворота и отказались выпустить графа Гвидо, пока он не гарантирует им давно обещанные уступки. Согласно Виллани, к тому времени, как Гвидо наконец вывел своих людей на берег, добыча ускользнула: «И по указанной причине задержки, когда граф Гвидо вышел из Пизы и добрался до порта, граф Карл уже успел с великой тщательностью починить свои суда, а поскольку буря несколько утихла, он вышел в море лишь ненамного раньше того… и так, по воле божией, разминувшись с флотом короля Манфреда, плывя по бурному морю, он со своими судами благополучно прибыл в устье римского Тибра… и это событие показалось всем чудесным и внезапным, а король Манфред и его люди с трудом этому поверили».