Гамсун. Мечтатель и завоеватель - Ингар Слеттен Коллоен Страница 84

Прежде всего надо было найти значимую в национальном масштабе фигуру, которая возглавила бы список акционеров. Во-вторых, необходимо мобилизовать высокопоставленных администраторов и деловых людей на поиск потенциальных покупателей акций. И в-третьих, необходимо было убедить «Гюльдендаль» в Копенгагене согласиться на то, что часть суммы будет выплачиваться в рассрочку, в течение достаточно долгого времени.

И вот начались поиски будущих первых лиц в списке акционеров: на роль одного из них, конечно же, подходил Кристиан Микельсен, отец нации, прославившийся своей политической деятельностью, связанной с разрывом унии со Швецией в 1905 году, крупный судовладелец. На роль другого претендовал преемник Вергеланна и Бьёрнсона, национальный скальд Кнут Гамсун.

Григ немедленно направляется в Берген для переговоров с Микельсеном. Но тот решительно отказывается, он не намерен жертвовать ни единым эре ради интересов писателей.

В начале июня 1924 года Гамсуна в Нёрхольме посетил Кристиан Кёниг. Датчанин сообщил Гамсуну: вполне возможно устроить так, чтобы он имел прибыль со вложенного капитала, приблизительно равную банковской процентной ставке. Кёниг выразил свое разочарование в связи с тем, что финансовые деятели не осознают, что стоимость его авторских прав сама по себе весьма велика. Зато это прекрасно понимал Гамсун. Ничто не могло доставить ему большего удовольствия, чем возможность посадить в лужу профессионалов.

У Гамсуна не было ни малейшего желания, чтобы Вильям Нюгор стал его издателем в новом издательстве, которое могло бы возникнуть путем слияния. Ведь в течение многих лет тот отказывался печатать произведения Гамсуна.

Прежде всего Гамсун потребовал у «Гюльдендаля» большего денежного займа. Ему не хотелось, чтобы его средства находились в ценных бумагах. Мысль о том, что скоро его детям понадобится стартовый капитал, не давала ему покоя. Кёниг попросил Гамсуна взять на себя максимально большие творческие обязательства. Ведь раз тот собирается «выкупить себя», он должен осознавать, что это будет стоить недешево.

Гамсун рассуждал приблизительно так: он заплатил за Нёрхольм четыре года назад 220 000 крон. 20 000 он перевел в акции издательства. А что, если теперь говорить о сумме, в 10 раз превышающей данную? Тогда, значит, он истратил именно столько, сколько стоил Нёрхольм. Давайте это и считать его долгом издательству. Тут изумленному Кёнигу оставалось только кланяться да благодарить, но когда он услышал, чего требует Гамсун взамен, радость его несколько поутихла.

Гамсун требовал, чтобы Кёниг оставался работать в издательстве, которое теперь будет целиком норвежским. Датчанин понял, что выбора у него нет. Он должен будет пожертвовать собой. Самое страшное, что его ожидало, — это сообщить об этом жене и сыну. Нет, нельзя было утверждать, что хозяин Нёрхольма был уж совсем уж несговорчивым человеком, особенно в тех ситуациях, когда ему удавалось добиться своего. Было решено, что Кёниг будет продолжать управлять издательством, совместно с Григом, до того момента, когда ему исполнится 60 лет, то есть до 1927 года.

Перед отъездом Кёнига Гамсун посвятил его также в свои планы относительно нового романа. Он уже начал понемногу возвращаться к работе над рукописью «Последней главы», которую отложил осенью 1923 года — тогда он чувствовал невероятную усталость, нервы были совсем измотаны. Вплотную он займется романом в конце лета. Он также намекнул, что книга может быть готова к Рождеству 1925 года ^[303].

Таким образом, издатель увез с собой две потрясающие новости.

Интенсивная кампания по уговариванию целого ряда персон дала весьма слабый эффект. Тот факт, что Гамсун со всем своим литературным и экономическим могуществом выступает гарантом подобного грандиозного проекта, не произвел особого впечатления на потенциальных инвесторов.

В то же время новость о том, что Гамсун так основательно ввязался в дело выкупа издательства, произвела впечатление в Копенгагене. Сумма в миллион крон была обращена в форму займа со сроком выплаты в течение десяти лет. А стоимость издательства была уменьшена до 150 000 крон.

Осенью 1924 года редакторы норвежских газет наперебой старались помещать в своих изданиях передовые статьи национально-патриотического характера. Атмосфера в Дании была прямо противоположной. Хегель всячески старался создать впечатление, что ничего особенного не произошло и для Норвегии все останется по-прежнему. Однако ему было известно, что Гамсун каждый день читает датские газеты, и посему он поспешил в письме детально обрисовать Гамсуну всю ситуацию ^[304] и заверить, что сделка все-таки состоится.

Несмотря на всю газетную шумиху, подписка на акции шла туго. К концу октября 1924 года было куплено акций на 1,2 миллиона крон. В начале ноября новые акционеры выступили с публичным обращением через центральные газеты, призывая сограждан последовать их примеру. Среди 40 акционеров, подписавших обращение, было девять редакторов, председатель Норвежского союза писателей Арнульф Эверланн, несколько ведущих политиков и, конечно же, самый знаменитый из живущих норвежских писателей, Кнут Гамсун. Но даже такой барабанный бой не возымел должного эффекта.

«К сожалению, норвежцы только и умеют, что болтать о национальных интересах, патриотизм норвежцев только на языке, а не в сердце». Так заявил Гамсун в своем гневном обращении к книготорговцам ^[305]. Впадающий во все большее отчаяние Григ выпустил буклет под девизом «Домой в Норвегию», в котором был составлен список великих норвежских писателей, которых акционеры смогут «вернуть» в Норвегию, если издательство станет норвежским. Список норвежских писателей, которые таким образом должны были вернуться домой, возглавлял Гамсун, далее парами шли Бьёрнсон и Ибсен, Хьелланн и Ли и в самом низу — Амалия Скрам и Ивар Осен.

Благодаря этому буклету, изданному огромным тиражом, было куплено акций еще на 150 000 крон.

Перед Рождеством все еще оставалось невыкупленных акций на общую сумму в четверть миллиона. Харальд Григ отправился в Копенгаген в надежде убедить Хегеля и других в «Гюльдендале» снизить цену. 30 декабря он вернулся домой ни с чем. Но тут, как говорится, чертик выпрыгнул из табакерки. До того как бой часов в полночь провозгласил наступление Нового года, Григ телеграфировал Хегелю: полный капитал собран, куплено акций на сумму в 1 200 000 крон.

Шестая часть акций принадлежала Кнуту Гамсуну.

Журналист и поэт Нурдаль Григ с восторгом писал своему брату Харальду: «С этой покупкой акций произошло очень значимое для нашей культуры событие: у нас появился норвежский „Гюльдендаль“. Теперь наши книги, выставляемые в витринах книжных магазинов всего мира, включая те места, куда уже дошла цивилизация в Азии и Африке, — приплывают туда под норвежским флагом — исключительно под норвежским флагом» ^[306].