Богатство - Валентин Пикуль Страница 8

Все японцы — тонкие лирики, а имена их кораблей напоминали заглавия поэтических сборников: «Ветер над уснувшим прудом», «Свет месяца, пробивающийся сквозь тучи», «Молодые зеленые побеги вишни» или «Первый созревающий овощ»…

Шхуна, привлекшая наше внимание, была обычной 120-тонной шхуной, каких немало бороздили дальневосточные моря. На двух пружинистых мачтах она несла косые паруса, причем грот-трисель (на корме) был гораздо шире фор-триселя (в носу), отчего шхуна часто рыскала к ветру, а два матроса возле штурвала все время прилагали усилия, дабы удержать ее на курсе.

Вся жизнь корабля заключалась в двух рубочных надстройках на палубе. В кормовой рубке селилась команда, там было темно и смрадно, вповалку лежали подвахтенные матросы, одетые в непромокаемые комбинезоны, вымоченные перед плаванием в бочках с олифой. А носовая рубка, собранная из досок красного дерева, была украшена изящной отделкой. В углу каюты помещался жертвенник, похожий на шкафчик с откидными дверцами, которые при сильной качке непрестанно хлопали, отворяясь и закрываясь. При этом внутри кумирни статуэтка Будды с тонкими пальцами то показывалась, то исчезала. По бокам рубки дымились ароматные курильницы, тихо звякали тарелочки для священных жертвоприношений. В центре циновки-татами был привинчен к палубе ящик жаровни, подле него лежали медные стержни для тщательного ухода за жизнью огня, что слабо теплился в раскаленных углях. Возле очага — подушка, обтянутая шелком, а на подушке сейчас восседал и он сам — тоже вызванный взмахом сабли…

Это был лейтенант японского флота Мацуока Ямагато. Сабля, вызвавшая его к Жизни, была саблею самурая! И каждый раз, когда при крене сами собой открывались дверцы кумирни, Ямагато громко хлопал в ладоши, склоняя голову в знак особого почтения к бессмертному духу своих предков-сегунов. Чуткий слух офицера улавливал сейчас все, что нужно для опытного моряка, и даже злобное шипение воды, сбегавшей с палубы через узкие шпигаты, словно крысы в узкие норы, — даже этот звук был ему приятен…

Мацуока Ямагато — основатель «Патриотического общества японской справедливости» («Хоокоогидай»), о котором консул Геденштром предупреждал Соломина. Главным пунктом устава этого общества был завет: «Держать своих людей в готовности для военной службы в прилегающих морях ввиду близкого столкновения с Россией!» Японские газеты присвоили лейтенанту Ямагато почетный титул «защитника северных дверей». Где эти «двери» — никто в Японии толком не знал, но Ямагато показывал на Камчатку. «Япония, — возвещал он через газеты, — должна повелевать не только теми местами, которые она издревле занимает, но и теми, которые еще не занимает…».

Вибрируя мачтами, шхуна снова влезла на высокую волну и сверглась вниз, поскрипывая хрупкими сочленениями корпуса. При этом самурайский меч, висевший на переборке, сначала отодвинулся от нее, а потом звонко брякнулся о красные доски. В такие бурные ночи хорошо вспоминать прошлое… Десять лет назад Ямагато вызвал в Японии большое волнение, когда из бездомных рикш и бродячих матросов начал формировать население Курильских островов, должное заменить ушедших оттуда русских. Корабли с переселенцами провожали трескотн±ю праздничных хлопушек, сам микадо благословил колонистов в трудную дорогу. За время пути морем лейтенант завел среди колонистов жестокие порядки. Владея древними секретами самураев, Ямагато одним уколом вытянутого пальца укладывал на палубе замертво любого деревенского богатыря… Уже давно исчезли за кормою оазисы Южных Курил, где над полянами порхали бархатные махаоны, а корабли с переселенцами плыли все дальше на север! (Не понимаю, почему это плавание заняло у них целых три года — с 1893 по 1896 год.) Наконец, скованные стужей корабли пристали к берегам угрюмого острова Шумшу — по-японски он назывался Сюмусю. Отсюда лишь узенький пролив отделял озябших конкистадоров от русской Камчатки.

— Скоро мы будем и там! — провозгласил Ямагато…

Прошли годы. В гавани Ма±роппу сделалось тесно от обилия рыбацких шхун, на Шумшу запыхтела паром консервная фабрика. В длинных бараках, облицованных гофрированной жестью, ютились переселенцы, считавшие себя рыбаками, но которых лейтенант упрямо именовал воинами божественного микадо. Именно здесь Ямагато планировал грабительские маршруты своих флотилий в воды Камчатки и Командорских островов. На скользких морских перепутьях часто сталкивались две жестокие экспансии — японская и американская, при встречах соперников иногда возникала дикая кровавая поножовщина.

Но каждый поступок Ямагато был заранее одобрен в Токио, а каждый замысел самурая правительство подкрепляло финансами. Все складывалось замечательно для «Хоокоогидай±», пока в Японии не узнали, что на Курилах возникла своеобразная военизированная каторга. Газеты Японии, США и России писали о жестокой эксплуатации рыбаков, подчиненных законам дисциплинарной казармы. Ямагато не стал опровергать своих обвинителей. Незаметно для всех он отплыл во Владивосток, где и открыл на Кутайсовской доходную прачечную. Там у него с утра до ночи перемывали русское белье пять корейцев и восемь китайцев, тринадцать бессловесных рабов, которых он терроризировал приемами джиу-джитсу. Но иногда лейтенант сам брал корзину с бельем. На шампуньке он развозил по кораблям Тихоокеанской эскадры офицерские сорочки с накрахмаленными манжетами и щегольские воротнички с лихо загнутыми лиселями. Русские не обращали внимания на трудолюбивого и вежливого японца, зато японец хорошо разбирался в том, что происходило в каютах и на палубах кораблей.

Когда скандальный шум вокруг его имени затих, Ямагато снова вернулся на Курилы, а явный милитаризм «Хоокоогидай±» прикрыла торговая компания «Энкуисюу суисан кумиан», которая поставляла такие плотные сети, что в их ячейки не могла проскочить даже самая тощая селедка. Под вывеской этой фирмы на Шумшу-Сюмусю появились кадровые солдаты и артиллерия. Тут все было готово, чтобы, как писал Ямагато, «сделать Камчатку землею микадо, а население привести в покорность Японии»…

Шхуна снова рыскнула по ветру, сильная волна двинула ее в скулу, было слышно, как у штурвала ругаются рулевые. Рывком отворились дверцы кумирни, Будда качнулся, словно падая навстречу самураю, который при этом опять хлопнул в ладоши. Еще ничего не было решено, но вскоре должно решиться. «Вихрь, вызванный взмахом сабли» пронзал черное пространство. С верхнего дека, громыхая деревянными гэта, в каюту лейтенанта вошел боцман в желтой робе и, вежливо шипя, доложил, что слева остался Симушир, на котором не мелькнуло ни одного огонька.

— Все огни светят на Сюмусю, — ответил Ямагато…

Странно, что многое сейчас зависело от Губницкого!

Фурусава и Кабаяси, прибыв на Командоры, не замучили себя изучением у алеутов русских глагольных спряжений. Прошедшие отличную практику шпионажа в закрытой школе «Гэнь±ся», они действительно владели русским языком. Начав его освоение в Ханькоу на службе в торговой фирме Чурина, они отшлифовали чистоту произношения во Владивостоке, где японцы давно держали платную школу джиу-джитсу для офицеров русской эскадры.

Фурусава и Кабаяси вели себя в России совершенно свободно благодаря ротозейству русской контрразведки. А их мудрый начальник Мицури Тояма с цифрами в руках наглядно доказал, что еще ни один из его агентов ни разу не провалился, а все, кого он вычеркнул из своих списков, умерли естественной смертью, сделав себе харакири.