Петр Великий. Деяния самодержца - Роберт К. Масси Страница 78

В генеральское и адмиральское достоинство царь был возведен «по указу» Ромодановского, и Петр, соблюдая правила игры, послал князю-кесарю благодарственное письмо: «Sir! Вашего величества милостивое писание нам и указ к его превосходительству господину фелтмаршалу, от которого именем Вашим чин третьего флагмана во флоте и ранг старшего генерал-лейтенанта на земли мне объявлен. И хотя еще столько не заслужил, точию ради единого Вашего благоутробия сие мне даровано, в чем молю Господа сил, дабы мог Вашу такую милость вперед заслужить».

Победу праздновали по всей России. В Москве многие плакали от радости. Полтава положила конец иноземному вторжению – значит, можно надеяться и на снижение непомерных военных налогов, и на возвращение домой отцов, мужей, сыновей и братьев. В столице главные торжества отложили до прибытия Петра с победоносной армией. Но девятнадцатилетний царевич Алексей от имени отца закатил в Преображенском пир для иноземных посланников, а сестра Петра царевна Наталья устроила званый обед для жен именитых вельмож. На улицах города были расставлены столы, ломившиеся от снеди и вина, – победу праздновали всем миром. Целую неделю с утра до вечера гудели церковные колокола, а с кремлевских стен гремели орудийные залпы.

В Полтаве празднование завершилось к 13 июля. Тела павших воинов – и русских, и шведских – были собраны и погребены в отдельных братских могилах на поле боя. Армия отдохнула, и пришло время трогаться с места. В окрестностях Полтавы было совсем туго с продовольствием. (На девятый день после битвы прибыло еще 12 000 калмыков. К сражению они не поспели, но, как и всех остальных, их надо было кормить.) Ну а кроме того, теперь, когда шведский король бежал, а его армия была разгромлена, пришло время пожинать плоды победы. Два обширных края – Польша и Прибалтика – лежали перед русским царем практически беззащитные. С 14 по 16 июля в Полтаве заседал военный совет, принявший решение разделить армию на две части. Шереметеву со всей пехотой и отрядом конницы надлежало выступить на север, к балтийскому побережью, и овладеть рижской крепостью. Меншикову с большей частью кавалерии предстояло идти на запад, в Польшу, где совместно с Гольцем действовать против шведского корпуса Крассова и войска Станислава.

Сам Петр из Полтавы отправился в Киев. Здесь находился шедевр древнерусской архитектуры – Софийский собор с многочисленными куполами и арками, украшенный внутри великолепной мозаикой. В стенах этого храма отслужили благодарственный молебен. Префект духовной академии Феофан Прокопович произнес пространный и величественный панегирик царю и Российской державе, который весьма польстил государю. С той поры царь приметил малороссийского священника, и впоследствии Прокопович стал правой рукой Петра при осуществлении церковной реформы. Задерживаться в Киеве Петр не собирался, но захворал и 6 августа писал Меншикову: «Мне за грех болезнь припала, которая по отъезде Вашем ввечеру прямой лихорадкою объявилась была. Но когда в понедельник принял фонмотив [рвотное] с помощью Божией оную разорвал, однако ж она, яко проклятая болезнь, хотя не знобом и жаром, но тошнотою и тягостию еще давит, и дни свои выбирает, и тако не чаю, чтобы ранее 10 числа или праздника [Успения] отселе за бессильством ехать».

* * *

Петр желал, чтобы о его триумфе непременно прознал весь свет. Из лагеря под Полтавой он разослал описания баталии русским посланникам в иноземных столицах, дабы все подробности ее сделались известны повсюду. По царскому повелению Меншиков от своего имени со срочным гонцом отправил письмо герцогу Мальборо.

В Европу, привыкшую к известиям о нескончаемых победах шведов, хлынул с востока поток писем и посланий, в которых описывалась «превеликая виктория» Петра и «полнейший разгром» Карла XII. Гонец Меншикова еще не добрался до Фландрии, где находилась ставка Мальборо, когда герцог получил известия о сражении и писал в Лондон Годольфину: «Мы еще не можем проверить, насколько верны вести о битве между шведами и московитами, но если шведы и впрямь разбиты наголову, то сколь же печальна мысль о том, что после десяти лет непрерывных успехов он [Карл XII] из-за невезения и дурного командования погубил себя и свою державу всего за два часа».

26 августа Мальборо доставили послание Меншикова, и он писал своей жене Саре: «Сегодня днем я получил письмо от князя Меншикова, царского фаворита и генерала. В нем он извещает о полнейшей победе над шведами. Если бы у несчастного короля нашлись мудрые советники и он заключил бы мир в начале лета, то мог бы весьма существенно повлиять на условия мира между Францией и союзниками и осчастливил бы свое королевство, тогда как ныне оно оказалось во власти соседей».

По мере того как в Европе распространялись вести о Полтавской победе, менялось и отношение к России, прежде враждебное и пренебрежительное. Философ Лейбниц – тот самый, который после сражения под Нарвой выражал надежду, что власть Карла будет простираться от Москвы до Амура, – теперь увидел в разгроме шведской армии один из славнейших поворотных моментов истории: «Что до меня, который привержен благу рода человеческого, то я весьма рад тому, что столь великая империя встает на путь разума и порядка, и в этом отношении почитаю царя за избранника Божия, посланного для великих свершений. Он сумел создать хорошее войско… не сомневаюсь и в том, что он сможет установить добрые отношения с иными землями, и я был бы счастлив содействовать расцвету наук в его державе. Берусь утверждать, что и на этом поприще он добьется большего, нежели какой-либо иной государь».

Лейбниц прямо-таки засыпал своего предполагаемого патрона всевозможными предложениями и идеями. Он выражал готовность содействовать созданию в России академии наук, музеев и школ и даже предлагал разработать проект памятной полтавской медали.

Впрочем, примеру спешившего приспособиться к новой ситуации Лейбница вскоре последует вся Европа. В одно мгновение европейская дипломатия повернулась на сто восемьдесят градусов. На Петра обрушился шквал всевозможных предложений о заключении союзов и договоров. Прусский король и курфюрст Ганноверский немедленно возжелали породниться с царским домом. Русскому посланнику в Копенгагене князю Василию Долгорукому дали понять, что Людовик XIV был бы счастлив вступить в союз с его государем. Франция предложила стать гарантом русских завоеваний на Балтике – заодно это дало бы ей возможность подорвать английскую и голландскую торговлю. Теперь, когда Карл XII был повержен, поспешили заявить о себе и его прежние противники. Король Фредерик IV Датский предложил Долгорукому заключить новый союз против Швеции. Предложение обрадовало Долгорукого, но в то же время и позабавило – ведь этого самого союза он тщетно добивался на протяжении многих месяцев. Согласие Петра было получено, и скоро Долгорукий, стоя на борту датского военного корабля, с удовлетворением наблюдал, как датские войска пересекают пролив и высаживаются в южной Швеции.

Однако всего заметнее Полтавская победа повлияла на ход событий в Польше. Получив известие о баталии, Август Саксонский тут же издал манифест и объявил расторгнутым Альтранштадтский договор, лишивший его польской короны. Во главе 14-тысячной саксонской армии он вступил в Польшу и призвал поляков вновь принять его как законного государя. Теперь в Польше не было шведской армии, поддерживавшей Станислава, и польские магнаты приветствовали возвращение Августа. Станислав же бежал – сначала в шведскую Померанию, затем в Швецию, а оттуда в лагерь Карла XII в турецких владениях.