Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо - Питер Акройд Страница 78

Англичане заявили о готовности пойти на уступки, в том числе отменить столь противоречивый Чайный акт, обещая при этом более не облагать колонистов новыми налогами. Это заявление ошеломило и встревожило верных сторонников правительства, которые теперь осознали, что боролись за замки из песка. Американцы же, почувствовав вкус победы, требовали полной независимости. Они оценили выгоду альянса с французами практически сразу, поскольку британцам пришлось перебросить часть войск и кораблей в Вест-Индию; американцы тем временем продолжили наступление, отвоевывая позиции в Филадельфии и на Род-Айленде. Становилось ясно, что британцы едва ли смогут одержать победу в этом противостоянии.

С лорда Норта было довольно. Его военная кампания потерпела фиаско. Он отдавал приказы, от которых затем под давлением отказывался. Он потерял армию и континент. Ему было сорок шесть лет, однако он чувствовал себя уставшим и постаревшим. В марте 1778 года, когда Франция заключила союз с Америкой, Норт написал королю: «Высшая мера наказания для лорда Норта в его нынешнем положении предпочтительнее гнетущего смятения ума, которое происходит от осознания того, что дальнейшее нахождение на этом посту рушит все дела Вашего Величества». Спустя два месяца он еще раз написал королю: «С каждым часом я все более убеждаюсь в том, что Вашему Величеству необходимо назначить другого человека на должность главы правительства». Однако король был против. Он нуждался в Норте. Георг не доверял большинству своих политических оппонентов и презирал их, при этом понимая, что по-прежнему может положиться на верность первого министра. Как бы то ни было, Норт служил оплотом стабильности в Вестминстере.

Именно здесь, в Вестминстере, свою последнюю речь произнес Питт Старший, граф Чатам. За границей в ту пору поговаривали, что Британии пришло время вывести войска из Америки. Граф был решительно против. Поддерживаемый друзьями, он вошел в зал на костылях, завернувшись во фланель. В глазах некоторых он выглядел как живой труп. Поначалу голос его был слаб, но вскоре окреп в порыве красноречия. «Милорды, я ликую оттого, что еще не сошел в могилу; что я все еще жив и могу высказаться против расчленения нашей древней и преблагородной монархической державы!» Спустя месяц Питта не стало.

В 1779 году ход войны казался неоднозначным, трудно было определить, на чьей стороне преимущество. Внимание британцев было обращено к сопредельным морям, а не к Америке, поскольку риск вторжения объединенных сил Франции и Испании был вполне реален. Однако корабли и пехота требовались и по другую сторону Атлантики. Командующий Королевским флотом сэр Чарльз Харди смог собрать 37 кораблей, в то время как объединенные силы противника располагали 66 судами. Английский флот находился в плачевном состоянии. Не хватало пороха для орудий. Ситуация была настолько серьезной, что в результате французы и испанцы получили контроль над Ла-Маншем, а член парламента по имени сэр Уильям Мередит писал о «роковой апатии, нависшей, словно ночной кошмар, над всей страной». Тем не менее Харди повезло. Быть может, такова была воля случая или удачное стечение обстоятельств, но начался сезон штормов, матросы франко-испанского флота поголовно страдали от морской болезни. Пока корабли Харди пережидали непогоду в безопасной гавани Спитхед, противник был вынужден отступить и вернуться на базу. Прошло лето, а следующей весной Харди умер от апоплексического удара. Первая же реплика в пьесе «Критик, или Репетиция одной трагедии» Шеридана дает представление об атмосфере той поры. Мистер Дэнгл читает в газете: «“Окончательно подтверждается, что сэр Чарльз Харди…” Черт! Все только про флот да про нацию. Терпеть не могу политики, никакой политики не признаю, кроме театральной!» ^[185]

Норт вновь погрузился в глубокую депрессию. Он писал: «Едва ли сейчас найдется что-то более жалкое, чем я… все смешалось, ведомства винят друг друга во всех бедах и несчастьях». Коллега Норта, Уильям Иден, в явном раздражении выслушивая бесконечные самоуничижительные жалобы Норта, написал ему: «Если вы не способны призвать на помощь все силы своего разума, вам следует покинуть пост как можно скорее, сообразуясь с обстоятельствами, в которых мы теперь находимся». Тем не менее король стоял на своем. Норт был вынужден продолжать работу на прежнем посту. Главный министр заявил, что его вынудили остаться «силой».

Перспектива затяжной войны без шансов на заключение мира или иной положительный исход вызывала смятение и тревогу среди торговцев, лавочников и налогоплательщиков. Повод радоваться из-за непрекращавшегося спроса на корабли и боеприпасы был, пожалуй, лишь у фабрикантов железных изделий. Ситуация усугублялась еще и тем, что Ирландия, казалось, последовала примеру Америки и стала требовать независимости. Ирландцы вдруг поняли, что Англия не в состоянии защищать их от иностранных флотилий; поэтому для охраны берегов они создали добровольческие союзы. Идею национальной самозащиты поддержали католические и протестантские диссентеры, сформировав армию, которая обладала большей властью, чем парламент в Дублине.

Добровольцы требовали беспошлинной торговли с Англией, а министры, которые явно не были готовы к мятежам и беспорядкам на соседнем острове, тут же пошли на уступки. Впрочем, ирландцы этим не ограничились, последовав примеру своих собратьев по духу за океаном и потребовав законодательной независимости. В апреле 1780 года ирландский политик Генри Граттан представил резолюцию, согласно которой «ни одна власть на свете, кроме власти короля, лордов и общин Ирландии, не вправе писать законы для Ирландии». Споры относительно резолюции были долгими и громкими, однако в конце концов независимость ирландского парламента была признана официально. В начале 1783 года английское правительство согласилось предоставить «права, которые требовал народ Ирландии; в соответствии с ними ирландцы будут подчиняться лишь законам, принятым Его Величеством королем Ирландии и ирландским парламентом». Граттан встал в зале парламента в Дублине и провозгласил: «Теперь Ирландия – независима».

Противоречия в Ирландии, в свою очередь, оказали влияние на Англию. В этот период зародилось движение «национального возрождения» в ответ на распространявшиеся страхи о том, что парламент идет на поводу коррумпированного правительства. В конце 1779 года после собрания в графстве Йоркшир была учреждена так называемая Йоркширская ассоциация (Yorkshire Association), выступавшая за сокращение сроков полномочий парламента, а также равное представительство отдельных территорий независимо от их размера и снижение налогов. Ассоциацию возглавил священнослужитель и землевладелец Кристофер Уайвилл, который в скором времени проявил себя как отличный организатор и непревзойденный пропагандист. Он составил петицию и убедил другие графства и комитеты графств подписать ее. Уайвилл представлял интересы землевладельцев страны, в то время как лондонская толпа с гиканьем и свистом всюду следовала за Уилксом, привлекая к себе пристальное внимание власть имущих. В ноябре 1779 года газета London Courant напечатала письмо от «вига», который утверждал, что «люди, свободные по естественному праву, будут защищать свою страну, менять парламент и реформировать королевскую власть… В Англии каждый человек – политик». Весной 1780 года было основано Общество конституционной информации (Society for Constitutional Information) с явной целью восстановить «утраченные права» «нашего древнего строя» путем распространения текстовок и памфлетов.