Под знаменами Гитлера. Советские граждане в союзе с нацистами на оккупированных территориях РСФСР в 1941-1944 гг - Игорь Ермолов Страница 74

Однако так было не всегда — случалось, огромные храмы практически пустовали. Эмигрант А.С. Казанцев описал впечатление от посещения воскресной службы в соборе Смоленска, в котором хранилась даже икона, которую несли с собой ополченцы в Отечественную войну 1812 г.: «Народ собирается слабо. Две-три старушки, несколько человек детей, крестьянин, постоявший в притворе и ушедший еще до начала службы. Пустующий великолепный храм производит тягостное впечатление» [949]. Один из старожилов объяснил, что храм наполняется лишь в праздники и при проведении каких-либо «особенных» мероприятий: «Неделю назад хоронили членов здешней театральной труппы, убитых партизанами. Тогда было несколько тысяч человек. А в обыкновенное воскресенье — как сегодня» [950]. Подобное положение складывалось и в других областях. Так, информационная сводка Трубчевской партизанской бригады о режиме в Стародубском районе говорит, что церкви посещаются слабо, за исключением больших праздников, так как «население в большинстве случаев относится к церкви безразлично» [951]. Иначе говоря, горожане в своей основной массе рассматривали храм не столько как религиозный объект, сколько как место проведения зрелищных мероприятий. По мнению смоленских верующих, антирелигиозная пропаганда все же сделала свое дело, а для возрождения православной веры недоставало миссионеров, которые бы пошли «в народ». Что касается священников, то они, длительное время скрываясь от органов НКВД, утратили способность проповедовать, а выйдя с приходом немцев из подполья, осуществляли лишь обрядовое служение, что вовсе не способствовало обращению населения в христианство.

Интересно, что в тех местностях, где складывалось подобное положение, наблюдался расцвет протестантизма. Так, в том же Смоленске на окраине города бывший учитель стал проводить евангельские собрания, эффект от которых оказался иным: «Читают, говорят, вслух Евангелие, поют духовные песни... собственного сочинения. И, говорят, приходит все больше и больше народа» [952]. Не менее интересно, что имеющиеся в нашем распоряжении документы органов госбезопасности и советских партизан, рассказывая о деятельности протестантов, никогда не упоминали о посещаемости их молитвенных домов. Это косвенно подтверждает тот факт, что наполняемость их была большей по сравнению с православными храмами.

Осознавая значимость религиозного фактора в деле поддержания и развития коллаборационистских настроений, германские спецслужбы даже предпринимали попытки заброса своих агитаторов под видом священников за линию фронта. Так, в 1941 г. в Орловское управление НКВД поступила информация о том, что в г. Задонске появился эвакуированный из занятого немцами района священник, отец Борис. Его проповеди, по воспоминаниям начальника Орловского УНКВД К.Ф. Фирсанова, «были заполнены провокационными слухами о неотразимости фашистского нашествия, в них высказывалось сожаление о том, что сам отец Борис поторопился с эвакуацией, а вот своей пастве он торопиться не советует». Проверкой, проведенной органами НКВД, было установлено, что «отец Борис» прошел соответствующую подготовку у немцев, дал согласие на переброску в советские прифронтовые районы с целью разложения советского тыла [953]. Целью подобной псевдорелигиозной пропаганды было, по всей вероятности, стремление уменьшить количество эвакуирующихся, увеличить число остающихся на оккупированных территориях квалифицированных специалистов и рабочих, чей труд был необходим германской армии.

Однако вскоре оккупанты поняли, что РПЦ одновременно с пользой представляет собой и потенциальную опасность в деле осуществления «восточной политики» и решения «еврейского» вопроса. Церковь становилась для русского народа не только знаменем борьбы против большевизма, но и одновременно объединяющей силой, оплотом русицизма [954]. Орловский священник отец Иоанн засвидетельствовал английскому журналисту после освобождения Орла: «Должен сказать, что при немцах церкви в Орле процветали, но они превратились, чего немцы не ожидали, в активные центры русского национального самосознания» [955]. Обычным стало явление, когда с церковных амвонов наряду с антисоветскими проповедями произносились патриотические воззвания, с той лишь разницей, что священники взывали к национальным чувствам русских, отмечая разницу между патриотизмом и защитой советского строя. Так, в Пскове 6 мая 1943 г. во дворе Дмитриевского прихода во время празднования дня Св. Георгия впервые после Гражданской войны был поднят трехцветный российский флаг, сохраненный одним из участников белого движения. Когда после прихода немцев открылась церковь Св. Димитрия Солун-ского, бывший белогвардеец передал сохраненный флаг настоятелю Георгию Бенигсену.

Наблюдались и единичные случаи, когда священники были движимы не просто патриотическими, но и советскими настроениями. Так, священник Ф. Пузанов из оккупированной Псковской области собрал с верующих золота, серебра и церковной утвари на 500 ООО рублей. Затем передал эти ценности через партизан на Большую землю [956]. Большим авторитетом среди населения пользовались священники деревень Неведро и Жуково Невельского района Калининской области, поддерживавшие партизан, передававшие в отряды значительную часть денег, собранных верующими. Эти церкви хорошо посещались даже молодежью, которую священник Жуковской церкви И .Я. Щемолов наставлял следующим образом: «Если вас будут брать немцы на работы или в армию, то уходите к партизанам, а к немцам не ходите» [957]. В мемуарах П. Су-доплатова содержатся сведения об обновленческом епископе Василии Ратмирове, оставшемся по заданию советских спецслужб в оккупированном г. Калинине (Твери). В его задачу входило, изображая из себя пострадавшего от коммунистов служителя, войти в доверие к немцам, внедриться в круг сотрудничавших с оккупантами церковников и выявлять с целью последующей выдачи органам НКВД агентов гестапо.

Попытки же оккупантов втиснуть церковь в «прокрустово ложе» антисемитизма далеко не всегда венчались успехом. Так, весной 1942 г. гестапо выявило множество случаев, когда «жиды ведут своих детей в Русскую православную церковь и просят, чтобы над детьми был произведен обряд крещения». Как правило, просьбы родителей-евреев удовлетворялись, после крещения детей выдавались соответствующие свидетельства. Однако это далеко не всегда спасало евреев от расправы — все выявленные гестапо евреи, включая детей, расстреливались. Обеспокоенный великорусской политикой РПЦ и других христианских церквей, уже 13 мая 1942 г. после совещания в ставке фюрера А. Розенберг направил соответствующее письмо рейхскомиссарам «Остланда» и «Украины», в котором требовал особой предосторожности «в отношении Русской православной церкви как носительницы враждебной Германии русской национальной идеи». Письмо вводило запрет для религиозных групп заниматься политикой, требовало их разделения по национальным и территориальным признакам [958].