Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены - Тумас Шеберг Страница 72

В бергмановском описании собственной жизни много таких “в первый и единственный раз”, особенно когда речь идет о его переживаниях вместе с той, что волею случая оказалась его женщиной или будущей женой.

Судя по дневнику Карин Бергман, осень прошла сравнительно спокойно. Общение сына с родителями, видимо, шло на уровне нормальных разговоров. В октябре он побывал в датском Орхусе, где студенты увенчали его лавровым венком и чествовали речами, а проезжая с Кэби Ларетай мимо Воромса, видел прискорбное обветшание тамошнего дома. Однажды утром он зашел в пасторский дом с корзиной яблок из юрсхольмского сада и за завтраком долго разговаривал с родителями о “правильных вещах”.

В ноябре они посмотрели его последний фильм “Око дьявола”, где Ларетай исполняет сонаты итальянца Доменико Скарлатти, и получили подлинное удовольствие: “Живой, остроумный диалог и чудесное развитие главных героев. Как только мы пришли домой, сразу позвонил Ингмар, спросил, как нам понравилось, и обрадовался, услышав, что мы очень довольны. Я долго с ним разговаривала”.

В декабре Эрика и Карин Бергман пригласили на виллу в Юрсхольм. Пили чай, Кэби Ларетай играла для них на рояле и рассказывала о своей телевизионной программе, которую будут транслировать на Рождество. Карин Бергман была очень довольна. “Ее великие композиторы прямо-таки оживают перед нами, когда она о них рассказывает, а затем играет. Ингмар кажется на удивление спокойным. И дом такой красивый”.

Жизнь дышала гармонией. Но Карин Бергман не была бы Карин Бергман, если б не находилась одновременно в другом мире, где отношение к младшему сыну определялось весьма контрастными чувствами:

Ингмар непредсказуем – и случиться может что угодно. Сейчас, с Кэби, он кажется счастливым и спокойным. И по-моему, она способна справляться с ним, как никто до сих пор. Ведь она сама – сильная личность. Теперь для Ингмара много значит и Лена. Из-за болезни Эльсы ему пришлось заботиться о Лене и действительно быть ей отцом, поэтому они сблизились. Ингмар умеет быть нежным, веселым и приветливым, как никто, но, если чем-то ему мешаешь, может с тем же успехом быть и крайне жестким. Вот почему с Ингмаром или с Кэби и Ингмаром никогда не встречаешься по-будничному. Встречи происходят всегда в более или менее праздничной и безмятежной обстановке. И тогда они оба просто очаровательны.

Ингмар Бергман продолжал воевать на нескольких фронтах. Успехи и неудачи чередовались, точь-в-точь как на полях сражений. Это касалось и профессиональной жизни, и брака, и отношений с родителями. Следить за военными действиями очень интересно, но выявить прямую и последовательную линию практически невозможно. Собственно, все не таково, каким представляется. Парадоксов не счесть. Полная амбивалентность.

В 1961 и 1962 годах Бергман пожинал успехи, один за другим. “Источник” принес ему “Оскара” и “Золотой глобус” за лучший зарубежный фильм, а год спустя “Оскара” за лучший зарубежный фильм получил “Как в зеркале”. Возможно, в душе он ликовал, но внешне выглядел на удивление спокойным. Статуэтки и премии как будто бы мало его интересовали, главным для него были скорее бо́льшие возможности делать то, что хочется. С каждым международным триумфом шведская кинематография предоставляла ему все больше свободы.

Но когда Карин Бергман говорила с сыном по телефону, голос его зачастую звучал устало. Репетиции “Похождений повесы” Игоря Стравинского в стокгольмской Опере отнимали у него все силы. Вильготу Шёману он признался, что предпочел бы отказаться, но шеф Оперы Сет Сванхольм раз за разом убеждал его все-таки взять на себя эту задачу. Однажды, сидя в кабинете на киностудии, он услышал, что в Опере объявили пожарную тревогу. “Я был в восторге. Ведь если Опера сгорит, мне не придется ставить “Повесу”.

Но усталость себя оправдала. И критика, и публика приняли постановку восторженно, называли ее легендарной. Сам Стравинский оценил его работу на пять с плюсом, а Бергман был очарован знаменитым композитором и дирижером. Его интервьюировала “Нью-Йорк таймс”, хвалил журнал “Опера ньюз”, издаваемый престижной Гильдией “Метрополитен-опера”.

Карин Бергман с энтузиазмом писала в дневнике:

Фантастический вечер. Настроение по-настоящему праздничное. Присутствовали король и королева, а после спектакля устроили овации. Целых тридцать минут люди стояли и аплодировали. Снова и снова вызывали Ингмара. Кричали “Браво, Ингмар!” и проч. Потрясающе. […] Нынче я весь день пыталась связаться с Ингмаром. Но это оказалось невозможно. Отвечают только, что сегодня он не принимает телефонные звонки. […] Газеты не скупятся на превосходные степени, расхваливая его постановку. Интересно, когда человека превозносят до небес, он способен с этим справиться?

Как обычно, участвуя в успехах сына, она не могла не выразить определенный скепсис. Возможно, это полезно, но ее постоянные оговорки насчет событий в профессиональной жизни сына нередко выглядят завистливыми.

Не исключено, что Карин Бергман на самом деле ревновала. Его жизнь слишком часто напоминала ей о том, чем она сама пожертвовала. Заперла себя в пасторском доме, с мужчиной, который все больше и больше отмежевывался от жизни за пределами церкви – “Одиночество идеально”, могла бы сказать она, – и следила за эскападами сына с завистью, камуфлируя ее беспокойством и критикой.

Ситуация не улучшилась еще и оттого, что оба они не приехали на семидесятипятилетие Эрика Бергмана, поскольку были заняты работой – Бергман снимал фильм, а Ларетай выступала с концертами. Теперь пианистка символизировала для Карин Бергман трудности сближения с сыном:

Сегодня вечером здесь были Ингмар и Кэби. Я приготовила отличный чайный стол, достала Эрикову “памятную книгу” и множество фотографий времен Ингмарова детства и юности, они выказывали интерес, но я теперь ни секунды не чувствую спонтанного контакта между Ингмаром и мной. Он пропал после появления Кэби. И ничего тут не поделаешь. […] Сегодня вечером позвонил Ингмар, уже после того, как я пожелала Эрику “доброй ночи”, и мы довольно долго разговаривали, ведь телефон стоит теперь возле моей кровати. В таких случаях он куда больше похож на себя, чем в присутствии Кэби. Ведь тогда он как бы постоянно должен окружать ее поклонением.

Вильгот Шёман строил домыслы по поводу теории ревности. Карин Бергман заботилась о детях сына и охотно поддерживала контакт с его бывшими женами. Но, как Шёман пишет в “Л-136. Дневник с Бергманом”, с Кэби Ларетай у нее ничего не вышло. “Год за годом Карин твердит: существует настоящий Ингмар. И этот настоящий Ингмар совершенно для нее недоступен, когда он вместе с Кэби. “Тогда он как бы постоянно должен окружать ее поклонением”. Что это говорит об Ингмаре? Что он не способен балансировать между этими двумя женщинами? Предположение отнюдь не рискованное. Ведь он сам говорит, что всю жизнь “путал” мать и жену. “Именно поэтому меня тянуло к все более молодым женщинам – просто чтобы подальше уйти от этой путаницы”. С Кэби он вновь начал борьбу против путаницы и мешанины”.

В январе 1962 года, когда Эрику Бергману предстояла операция по поводу рака простаты, Ингмар Бергман отказался навестить его в больнице. Даже позвонить отцу не желал, хотя персонал поставил телефон возле койки больного. Карин, как всегда, изливала душу в дневнике: