Моя исповедь. Невероятная история рок-легенды из Judas Priest - Роб Хэлфорд Страница 72

Я очень сомневался, правда ли это, но был в крайне подавленном состоянии, поэтому энтузиазм и поддержка Джона действительно меня взбодрили. Он сказал, что недавно прошел курсы и сдал экзамен по музыкальному менеджменту. И спросил, не хотел бы я взять его в качестве своего менеджера.

По правде говоря, я не настолько этим заморачивался. Сольная карьера должна была в какой-то степени стать новым стартом, поэтому… Конечно, почему бы нет? Давай попробуем!

Ребята из Priest уже дали мне добро заняться сольным творчеством. Однако я считал, что о своих планах должен рассказать еще и Биллу Кёрбешли, и Джейн Эндрюс. Джон согласился и наблюдал, как я настукиваю им факс-сообщение.

Это заняло у меня пять минут. Я тогда об этом не особо думал, но, насколько помню спустя 30 лет, сказано было примерно следующее:

Дорогие Билл и Джейн!

Думаю, мне и ребятам нужно немного друг от друга отдохнуть. Я пока отойду в сторонку и займусь сольным музыкальным проектом. Я уже давно хотел себя в этом попробовать – и мне это НУЖНО. Менеджером проекта будет мой друг Джон Бакстер.

Всего наилучшего, Роб

Вот так. Я ни слова не сказал о том, что ухожу из Priest – потому что уходить не хотел. Мы с Джоном отправили факсом это письмо Биллу с Джейн, а на следующий день я о нем забыл. И пришел ответ Билла.

Он отправил очень агрессивное письмо, сказав, что глупо уходить из группы на пике и у меня не все дома. Разумеется, благословением и пожеланием всего хорошего это вряд ли можно назвать! Я был поражен. С чего он взял, что я ухожу?

Может быть, факс был чересчур двусмысленным и Билл решил, что я ухожу? Наверное, надо позвонить и все объяснить, но меня слишком обидели его слова и был неприятен его враждебный тон, поэтому звонить совсем не хотелось. Опять эта боязнь конфликтных ситуаций!

А тем временем Джон уже организовал пресс-конференцию, чтобы объявить о моем сольном проекте. Именно в тот момент я понял, что у журналистов, а следовательно, и фанатов было два важных ожидания или опасения по поводу этой таинственной пресс-конференции. Сначала они беспокоились, что на пресс-конференции я объявлю о том, что ухожу из Priest.

Они могли расслабиться. В этом вопросе я был абсолютно категоричен. Который уже раз и в прессе, и в сотнях последующих интервью я подчеркивал, что моя пока еще не получившая названия группа будет существовать в дополнение к Priest и уж точно никак не вместо Priest.

«Считаю важным всем вам сказать, что Judas Priest ни в коем случае не распались, – заявил я. – Мы по-прежнему вместе и в прекрасных отношениях. Наступит время, и мы вернемся».

Другие домыслы были гораздо более отвратительными и касались моей личной жизни. До меня дошел слух, что пресс-конференция была устроена для того, чтобы я публично признался в том, что болен СПИДом.

Время для сплетен было выбрано очень плодотворное и опасное. Недавно, буквально за несколько дней до смерти Фредди Меркьюри признался, что ВИЧ-инфицирован, и теперь скандальные таблоиды искали новую медийную жертву. Пустили слухи о том, что это я.

В какой-то степени это не было неожиданностью. Я по-прежнему не признавался в ориентации и в ближайшее время не планировал устроить драматичное признание. В то же самое время невыносимое давление, которое я испытывал, держа своих скелетов в шкафу, ослабло.

Во-первых, я вел трезвый образ жизни. С тех пор как шестью годами ранее бросил пить, больше не испытывал паранойю, что меня раскусят. В собственной шкуре я чувствовал себя счастливее. Меня меньше волновало, как ко мне относятся окружающие: участие в гей-парадах едва ли можно назвать хорошим способом не спалиться!

Также я чувствовал себя более спокойным и расслабленным, потому что временно отстранился от Priest. Еще со времен наших репетиций у «Святого Джо» меня не отпускала паранойя, и я боялся, что моя ориентация станет достоянием общественности и уничтожит группу. Теперь, когда я хоть на некоторое время был сам по себе, полагаю, я стрессовал по этому поводу гораздо меньше.

Недосказанность и косвенные намеки окружали меня долгие годы. Я привык, что в интервью журналисты забрасывали меня каверзными вопросами о моем отношении к геям. Я всегда использовал подход Фредди: «К группе это никакого отношения не имеет». Просто решил, что это не должно никого касаться. И когда об этом зашел разговор на пресс-конференции, я ответил крайне безучастно: «Нет. Нет, СПИДом я не болен. Спасибо, что беспокоитесь Следующий вопрос, пожалуйста!»

В это время произошло очень классное событие – пришло письмо от американского морпеха, на чье объявление я ответил, пока был на гастролях в поддержку Painkiller. Он сказал, зовут его Томас Пенс, и мне он показался интересным.

Томас писал, что вырос в крошечной деревушке на востоке Алабамы с населением три сотни человек, где нет светофоров и один магазин с товарами на все случаи жизни да горстка куклуксклановцев. Местные мальчики после школы отправлялись на военную службу. Девочки, дождавшись своих парней, сразу же выскакивали за них замуж.

Он сказал, в таком месте геям было сложно, и у него никогда не было ни отношений, ни сексуального опыта. Более того, он ни разу не встречал гея! Однако решил разместить крошечное объявление, чтобы, так сказать, помочить ноги в воде, немного потрепав себе нервишки.

Томас объяснил, что только вернулся со службы в Кувейте, открыл почтовый ящик и отправил свое небольшое объявление. Почтовый ящик наполнялся письмами каждый день. Томас не знал, что морские пехотинцы пользуются у геев большим спросом.

Ух ты! А этот парень действительно ДЕВСТВЕННИК!

В письме Томас писал, что 95 процентов писем от тех, кто ему отвечал, начинались со слов: «Я не морпех, НО…», и парень утверждал, что «чертовски горяч» или «сказочно богат». Томас получал письма от тех, кто называл себя голливудскими актерами и миллионерами.

Поэтому весьма оправданно он задал мне вопрос: «Ты говоришь, что поешь в Judas Priest, – это правда?»

Я тут же с предвкушением ему ответил. «Да, – сказал я. – Это действительно так».

Несколько недель мы с Томасом вели активную переписку. Ему было интересно задавать мне кучу вопросов о хеви-метале, Slayer и Оззи. А мне больше было интересно поговорить с ним о… сексе.

Спустя время мы стали созваниваться, и хоть он и считал мои неприличные косвенные намеки (иногда не могу удержаться!) слегка отталкивающими, ладили мы очень хорошо. Но потом вдруг он перестал звонить. Просто куда-то пропал.

Я понятия не имел, куда он испарился. Но мне очень не хватало наших разговоров.

Теперь, когда моя авантюра с сольной карьерой стала достоянием общественности, я погрузился в творческий процесс и стал сочинять песни. Потому что это была моя мощная мотивация: доказать себе и всем остальным, что я – я, я, я! – могу сочинять песни сам. Это меня волновало больше всего.