Так было. Размышления о минувшем - Анастас Микоян Страница 70

Мать была довольна переездом. Бывало, по вечерам или в праздничные дни, когда я работал у себя в кабинете, она тихонько приходила ко мне, садилась где-нибудь в уголке и молча по нескольку часов сидела, смотрела на меня и о чем-то думала.

Вначале это мне не мешало, но потом, через несколько дней, я как-то сказал ей: «Майрик (мама)! Ты уж, наверное, достаточно насмотрелась на меня. Пойди к себе, отдохни, а я кончу работать, тогда мы с тобой вместе и поужинаем и поговорим».

Видно было по всему, что такой совет не очень пришелся ей по душе. «Сынок, – сказала она мне, – я ведь очень по тебе соскучилась. Много лет мы с тобой вместе не жили». Как мог, я обласкал ее, и она хоть и нехотя, но последовала моему совету.

Вообще надо сказать, что семья наша была очень дружной. Моя младшая сестра Астхик вышла замуж за медеплавильного мастера Акопа, и они вырастили четырех детей. Она работала директором небольшой текстильной фабрики. Умерла в возрасте 66 лет от инфаркта. А вслед за ней умерла и старшая моя сестра, 78-летняя Воскеат. Она была колхозницей, а в последние годы – до самой смерти – заведовала детскими яслями в совхозе.

Несколько подробнее мне хотелось бы рассказать о моем младшем брате Артеме. Артем был моложе меня на десять лет. Свою трудовую жизнь он начал вскоре после переезда ко мне в Ростов, осенью 1923 г. Он слабо знал тогда русский язык и поэтому не мог быть принят в очередной класс русской школы. Мы решили, что он должен окончить школу ФЗУ и идти работать на завод. «Пройдешь школу рабочего класса, – сказал я ему, – получишь специальность, заодно овладеешь как следует русским языком, а там перед тобой широкая дорога. Остальное уж целиком зависит от тебя самого!»

Он так и сделал. Поступил в ФЗУ, потом стал работать учеником токаря сперва на заводе «Красный Аксай», а затем в Главных железнодорожных мастерских имени Ленина. Там его приняли и в ряды Коммунистической партии.

Артем был волевым, целеустремленным и вместе с тем скромным человеком. Желая как можно скорее начать самостоятельную жизнь, он через два года уехал в Москву, поступил токарем на завод «Динамо», а заодно, желая учиться дальше, стал студентом вечернего рабфака. В 1927 г. его перевели на партийную работу в Октябрьский трамвайный парк. Два года он служил в армии, а демобилизовавшись, поступил на московский завод «Компрессор».

В 1931 г. Артема направили в числе 1000 коммунистов учиться в Военно-воздушную академию имени Жуковского, которую он закончил в 1937 г. После этого и определился его дальнейший жизненный путь инженера-конструктора: проработав некоторое время военпредом и начальником конструкторского бюро на одном из авиазаводов, он стал с 1940 г. главным конструктором нового авиационного конструкторского бюро.

За три десятилетия под его руководством создано несколько поколений самолетов-истребителей – от поршневого МиГ-3, участвовавшего в Великой Отечественной войне, до современных сверхзвуковых скоростных реактивных само летов-истребителей, явившихся, по общему признанию, большим вкладом в дело повышения обороноспособности нашей Родины.

Небольшая деталь. Артем очень рано поседел. Как-то в беседе с ним я сказал: «Ты моложе меня, а уже седой, с чем это связано?» Он ответил: «Знаешь, Анастас, работа у меня очень нервная. Часто сталкиваешься с неожиданностями: то одно, то другое. В нашем деле почти любая неудача связана с человеческими жизнями. Каждую такую неудачу на испытаниях самолетов, а тем более катастрофу воспринимаешь как личную трагедию. Вот откуда у меня седые волосы».

Да, это было так. Наверное, это и подорвало его сердце. Он умер 66 лет (в декабре 1970 г.), в расцвете творческих сил.

У нас с братом всегда были хорошие, дружеские отношения. И хотя оба мы всегда были очень заняты, все же выкраивали в воскресные дни время, чтобы встретиться и поговорить по душам.

Хочу сказать объективно, что Артем был обаятельным человеком. Простой, скромный, добрый, он умел хорошо разбираться в людях, был к ним внимателен, всегда прислушивался к мнению товарищей по работе, а в неизбежно возникавших спорах умел находить истину. Одной из характерных его черт было стремление идти вперед, не останавливаться на достигнутом. Это был в полном смысле слова человек-новатор. Не случайно ему удалось сплотить замечательный коллектив работников конструкторского бюро, многие из которых проработали под его руководством 25–30 лет и продолжают успешно работать и сейчас.

Характерная особенность: за всю свою жизнь он ни разу ни о чем меня не просил. У нас в семье вообще это как-то не было принято. А он стремился быть самостоятельным всегда и во всем.

Год спустя после его отъезда из Ростова меня перевели в Москву, назначив наркомом внешней и внутренней торговли СССР. Я с женой и тогда тремя детьми получил небольшую квартиру в Кремле, из четырех комнат, с длинным и узким полукоридором-полукомнатой. Артем работал на заводе «Динамо». Я предложил ему жить у меня. Он наотрез отказался. Я уговаривал, но ничего из этого не вышло. Артем заявил, что завод дал ему место в общежитии. «Отсюда, из Кремля, – сказал он, – мне очень далеко ходить на работу. Живя в общежитии, я по воскресеньям буду обязательно навещать тебя». Я согласился. Только через много лет я узнал, что никакого общежития у него тогда не было, что он снимал угол у старика-дворника, жившего в полуподвале. Таков был Артем. Меня всегда радовал его жизненный оптимизм, его настойчивость, стремление к достижению поставленной цели.

Незадолго до смерти Артем вернулся из поездки в Армению. Он восхищался переменами, происшедшими в Ереване и в родной деревне Санаин.

Вспоминая Артема, многие его друзья говорят, что одной из замечательных его особенностей было то, что он, достигнув высокого положения в нашем обществе, не зазнался. Ведь чего греха таить, иногда слабые люди, достигнув высокого положения, действительно портятся. Известно, что есть разные металлы, разные сплавы. Одни быстро ржавеют. Но есть и хорошая, подлинно нержавеющая сталь! Если исходить из такого сравнения, то нельзя не признать, что Артема ржавчина не коснулась. Он был из нержавеющего сплава.

Артем был хорошим семьянином. Жена его Зоя Ивановна, сын Ованес, две дочери, Наташа и Светлана, – все вместе составляли дружную семью.

Осенью 1923 г. мой годовалый сынишка Степан заболел дизентерией. Вначале особой тревоги это не вызвало. Но потом болезнь стала развиваться, ребенок сильно исхудал, хотя лечил его известный в Ростове детский врач профессор Меренес.

Мы с Ворошиловым должны были ехать в Москву на Октябрьский пленум ЦК партии. В день отъезда жена позвонила мне на работу и в полном отчаянии сообщила, что Меренес не пришел утром к ребенку, хотя о его плохом состоянии ему было сообщено. Я постарался по телефону успокоить жену и обещал ей немедленно разыскать другого врача. Было очень странно, что врач внезапно прервал лечение ребенка, заблаговременно не сообщив об этом ни матери, ни мне и даже не прислав вместо себя другого врача, если почему-либо сам не мог приехать. Мне не хотелось говорить с ним при жене. Поэтому, послав за ним машину, я попросил его заехать ко мне на работу.