Записки исторической сплетницы. О жизни королевских особ и аристократов XII-XVIII вв. - Мария Гаранина Страница 61

Главная героиня: Мария-Антуанетта, дофина Франции.

Место действия: Франция, Австрия.

Время действия: 1770-е годы

Всем известно, что французская королева (сначала – дофина) Мария-Антуанетта не блистала государственным умом и способностями к политическим и светским интригам даже в зрелые годы, а уж в юности тем более. Для таких занятий она была слишком проста, естественна и прямодушна. Качества, что и говорить, самоубийственные, если ты вынуждена существовать в такой клоаке, какую представлял собой королевский двор в XVIII веке, во время царствования Людовика XV. Зато она блистала молодостью, красотой и живостью характера, не говоря уже о высоком происхождении (по рождению она была австрийской эрцгерцогиней, дочерью великой императрицы Марии Терезии). Поэтому королевская семья и прочие придворные бездельники сочли ее небезнадежной, то есть вполне годным материалом для превращения в типичную высокопоставленную даму королевского двора, поклоняющуюся Его Величеству Этикету и ведущую себя так, как от нее требует общество.

Обтесать молодую-зеленую родственницу взялись дочери Людовика XV, то есть тетушки ее мужа – Мадам Аделаида, Мадам Виктория и Мадам Софи. Эти мудрые наставницы не представляли собой ничего особенного, из всех возможностей для саморазвития предпочитали сплетни и поездки на воды с огромной свитой за бешеные деньги. Интриги у них тоже получались так себе. На политику они влияния не оказывали, потому что ни особым умом, ни решительностью не обладали. Придворные, мечтающие получить титулы и должности, в очередь к ним не стояли, потому что бесполезно. Казалось бы, как такие недалекие особы могут кого-то чему-то научить? Но, во-первых, учить других – не мешки ворочать. Во-вторых, в Марии-Антуанетте они почуяли человека, которого можно использовать в своих благородных целях: кому-нибудь напакостить. А напакостить лучше всего женщине, которая, в отличие от самих тетушек, имела влияние на короля и держала власть в своих руках. Женщину эту звали Жанна Дюбарри.

Злые языки уверяли, что в резюме этой достойной дамы в разделе «Предыдущее место работы» было написано «публичный дом». И злые языки в данном случае не врали. Жанна вышла из самых низов и вознеслась на самую вершину, потому что была молода, красива и сексуальна, а именно эти качества превыше всего ценил король Людовик. Придворные, по своим моральным характеристикам недалеко ушедшие от проститутки по имени Жанна, конечно, возмущались, чопорно поджимали губы и воздевали руки к небу, но их возмущение ничего не меняло. Абсолютизм – это, как правильно сказано в фильме «Золушка» по пьесе Евгения Шварца, такое дело, когда «никто никаких фантов не назначает, а что король захочет, то все и делают». Только перед одним божеством вынужден был преклоняться король – перед Этикетом. Нельзя было просто достать девушку из канавы, слегка отряхнуть и поместить в лучшие покои Версаля. Поэтому Жанне нашли мужа, дворянина по фамилии Дюбарри (брата ее бывшего сутенера), который благоразумно сразу же испарился, а Жанна вошла во дворец и заняла свое место рядом с Людовиком.

Вот к ней-то как раз очереди и стояли. Титулы, деньги, новые должности были у нее в руках, потому что она вертела королем как хотела. Мадам Дюбарри тратила огромные суммы на наряды, драгоценности, кареты, лошадей, убранство своего жилища, да на все! Выросшая в нищете, она, будучи королевской фавориткой, брала все, что ей хочется, и не видела в этом ничего зазорного: ачотакова, король же одобряет! Собственно, она была фактической хозяйкой версальского дворца. И только одно препятствие существовало для ее полного и безоговорочного триумфа – чертов Этикет!

Дело в том, что, когда на территории дворца сталкивались две дамы, первой заговорить должна была та, которая выше по своему положению. Если первой заговорит та, что ниже по положению, ее немедленно расстреляют за сараем. Шучу. Ее подвергнут остракизму, заклюют, забьют крыльями и не пустят больше в приличное общество, так что бедняжке даже расстрел за сараем покажется более предпочтительным вариантом. Этикет, как я уже говорила, это святое. Поэтому при встрече с Марией-Антуанеттой – дофиной Франции, первой дамой королевского двора – Дюбарри должна была молчать в тряпочку и ожидать, когда к ней обратятся.

А Мария-Антуанетта, науськанная ханжами-тетушками, делать этого не собиралась. На светских тусовках она мило и непринужденно болтала со всеми, но, когда встречала Дюбарри, проходила мимо нее, как мимо стенки, тем самым ставя могущественную фаворитку в очень неприятное положение. Это унижение королевской метрессы ^[31] видели все, и уже начались ехидные смешки (делать-то нечего, знай следи, кто на кого посмотрел и кто кому что сказал), так и до падения авторитета, завоеванного на постельном фронте, недалеко. Раз так произошло, два, три… И тогда Дюбарри закатила королю грандиозный скандал: мол, дофина меня не уважает, че я как дура стою в бриллиантах за семь миллионов, некому меня защитить, ты меня не любишь, собираю чемоданы и ухожу к маме (интересно, была ли жива к тому времени ее мама-кухарка?)! Король сначала добродушно посмеялся (схлестнулись, понимаешь, гламурные кукушки!), а потом ему стало не очень смешно, потому что Жанна продолжала скандалить и вбивать любовнику в голову мысль, что это неуважение не только к ней, но и к нему, королю. Марии-Антуанетте мягко намекнули, чтобы она изменила свое поведение. Но ей было все нипочем. «Кто я, а кто она!» – думала Мария-Антуанетта и продолжала демонстративно не замечать мнущуюся у стены фаворитку.

Австрийский посланник Мерси написал о положении дел маме дофины, императрице Марии Терезии, и она очень встревожилась. Некоторое ханжество не было чуждо императрице, она стеной стояла за безупречную нравственность и была очень набожна, поэтому развратная выскочка Дюбарри была ей, мягко говоря, несимпатична. Но она столько труда положила на создание альянса между Австрией и Францией, скрепленного браком Марии-Антуанетты с дофином Людовиком, что потерять все завоеванное нечеловеческими усилиями для нее было смерти подобно. И тогда она в письмах осторожно стала советовать дочери не упрямиться, а сказать пару слов этой гангрене, потому что ее решил приблизить король, а решения короля не обсуждаются. Теперь на Марию-Антуанетту давили не только при французском дворе, но и из Австрии. Столько дипломатических ухищрений из-за такой фигни, скажете вы – и я с вами соглашусь. А вот французские и австрийские монархи не согласились бы.