Исход - Леон Юрис Страница 59

— Вопросы будут? — спросил Ари.

Голодовка, час 42…

В синагогах Соединенных Штатов, Южной Африки, Англии состоялись массовые молебны. Во многих христианских церквях молились о спасении детей с «Исхода».

Голодовка, час 45…

В Аргентине евреи объявили пост в знак солидарности с детьми «Исхода».

Голодовка, час 47…

Уже темнело, когда Китти поднялась на борт «Исхода». Запах стоял невыносимый. По всей палубе, в спасательных лодках, у палубных построек лежали дети. Они не шевелились, чтобы не тратить последних сил.

— Я хочу осмотреть всех потерявших сознание, — сказала она.

Давид повел ее на верхнюю палубу, где в три ряда лежали шестьдесят детей. Он опускался на колени, поднося фонарь к лицам, а Китти передвигалась от одного к другому, щупая им пульс и поднимая веки. Несколько раз она едва не теряла сознание, когда поворачивала к себе девочку, похожую на Карен.

Давид повел ее по тесной палубе. Приходилось шагать прямо через тела. Дети смотрели потухшими глазами. Лица были покрыты толстым слоем грязи, волосы нечесаны.

Давид повел ее по лестнице в трюм. Китти чуть не стошнило от ударившей в нос вони. Она различала в полумраке детей, лежавших вповалку в своих клетках.

На верхнем ряду нар дети тесно прижимались друг к другу. Китти нашла Карен в дальнем углу. Рядом с Карен дремал Дов. Они лежали на лохмотьях, пол был скользкий от грязи и сырости.

— Карен, — шепнула она. — Карен, это я, Китти.

Карен приподняла веки. Под глазами чернели круги, губы потрескались. У нее не было сил подняться.

— Китти?

— Да, это я.

Карен протянула руки, и Китти крепко обняла ее.

— Не уходи, Китти. Я боюсь.

— Я буду с тобой, — шепнула Китти, успокаивая девушку.

Она пошла в лазарет, посмотрела, что там осталось из лекарств, и вздохнула.

— Попробую что-нибудь сделать, — сказала она Давиду. — Вы с Иоавом сможете помочь мне?

— Конечно.

— Некоторые дети в тяжелом состоянии. Придется делать холодные компрессы, чтобы согнать температуру. Их надо укрыть. Кроме того, все работоспособные должны взяться за уборку судна.

Китти вступила в лихорадочную борьбу со смертью. Но это было все равно что пытаться вычерпать океан наперстком. Пока она приводила в чувство одного ребенка, заболевали трое других. У нее не было ни лекарств, ни воды, вообще ничего. Единственное, что помогло бы — пищу, — Китти использовать не могла.

Голодовка, час 81…

Семьдесят детей лежали без сознания на раскаленной палубе «Исхода».

У английских солдат на набережной Кирении появились признаки неповиновения. Многие, рискуя попасть под военный трибунал, требовали, чтобы их заменили.

Голодовка, час 82…

Карен Хансен-Клемент вынесли без сознания на верхнюю палубу.

Голодовка, час 83…

Китти вошла в рубку и в изнеможении упала на стул. Она проработала без перерыва тридцать пять часов и валилась с ног от усталости. Ари налил ей виски.

— Выпейте, — сказал он. — Вы-то в голодовке не участвуете.

Китти проглотила виски и попросила еще. Вторая порция вернула ей силы. Она уставилась на Ари Бен Канаана. Какой он сильный. Осада на нем почти не отразилась. Китти смотрела в его холодные глаза и пыталась угадать, что Ари замышляет. Она спрашивала себя, испытывает ли Ари страх, знает ли вообще, что такое страх, озабочен ли, потрясен ли происходящим.

— Я рассчитывал, что вы придете ко мне гораздо раньше, — сказал он.

— Не стану вас просить, Ари. Но, Господи, надо ли так?.. Там, на палубе, дети на пороге смерти. Я просто докладываю, как добросовестный пальмахник. Они вот-вот умрут. Каковы будут указания?

— Меня столько оскорбляли, Китти, что я не обращаю на это внимания. Кстати, ваши гуманные чувства продиктованы заботой обо всех детях или только о ком-нибудь одном?

— Вы не имеете права задавать мне этот вопрос.

— Вы хотите спасти жизнь одной девочки. А мне нужно спасти жизнь четверти миллиона людей.

Она поднялась.

— Я пойду работать, Ари. Но скажите: вы ведь знали, отчего мне так хотелось попасть на «Исход». Почему же разрешили?

Он повернулся спиной и взглянул на море, где стояли на вахте крейсер и миноносец.

— Может быть, потому, что мне хотелось видеть вас.

Голодовка, час 85…

Генерал Кларенс Тевор-Браун ходил по кабинету Сазерленда. Дым сигар заполнял комнату. Тевор-Браун несколько раз останавливался и смотрел в окно в сторону Кирении.

Сазерленд выбил трубку, взглянул на бутерброды на чайном столике.

— Присядьте, сэр Кларенс, выпейте чаю.

Тевор-Браун посмотрел на часы и вздохнул. Он сел, взял бутерброд, оглядел его, откусил кусочек, но тут же швырнул еду на стол.

— Мне совестно есть сейчас, — сказал он.

— Да, эта история не для тех, у кого есть совесть, — ответил Сазерленд. — Две войны, одиннадцать должностей за рубежом, шесть наград, три ордена. А оборвала карьеру кучка безоружных детей. Блестящий конец для тридцатилетней службы, не так ли, сэр Кларенс?

Тевор-Браун опустил глаза.

— Я знаю, вам нужно поговорить со мной, — сказал Сазерленд.

Тевор-Браун налил себе чаю.

— Послушайте, Брюс. Если бы по мне…

— Чепуха, сэр Кларенс. Вы тут ни при чем. Это не вы, а я должен чувствовать себя неловко. Я ведь подвел вас. — Сазерленд поднялся. — Я устал. Ужасно устал.

— Мы добьемся для вас полной пенсии, а отставка пройдет без шума. Можете положиться на меня, — сказал Тевор-Браун. — Послушайте, Брюс. По дороге сюда я остановился в Париже и долго беседовал с Недди. Рассказал ей о ваших трудностях. Старик, если вы будете действовать умно, то сможете сойтись с ней опять. Недди рада вернуться, а вам она теперь понадобится.

Сазерленд покачал головой.

— Между нами все кончено. Если нас и связывало что-нибудь раньше, так это была моя служба в армии. Только на этом держался наш брак.

— У вас есть другие планы?

— Со мной что-то произошло здесь на Кипре, в особенности за последние недели. Можете не верить, но я не считаю, что потерпел поражение. Наоборот, у меня такое чувство будто я выиграл что-то очень важное. Нечто такое, что я давным-давно потерял.

— А именно?

— Правду. Помните день, когда я согласился на эту должность? Вы сказали тогда, что единственное царство, где правят добро и справедливость, это Царствие Небесное, а на земле правит нефть.