Святой Илья из Мурома - Борис Алмазов Страница 58

— Ты, Олаф, в степи небывалец! — сказал Добрыня. — А Илья уж два года в заставщиках ходит, ему видней.

— Оборону ставить не надо в линию, как мы сейчас ставим в Заднепровье. Людей в обороне такой много, а толку от них — мало! В одном месте линию прорвут, а в другом месте той же линии про это и не слышали. Надобно храброе друг за другом на расстоянии ставить. И тако: подслух-соглядатай — два-три храбра — застава — храброе с десяток — городок с полусотню... а уж далее крепости и города.

— Дак ежели линию снять, — не унимался Олаф, — как же знать можно, идут вороги или нет...

- И-и... Олаф! — сказал Ратмир. — Степь не море. Это море гладкое совсем, и то острова есть, где схорешиться, а в степи тоже не как на столе. Там не во всяком месте пройти можно, там то увалы, то овраги! Есть где и схорониться, где и секреты поставить, и сторожи крепкие.

— А бывает и так, — сказал Илья, — ты в пяти шагах от неприятеля, а он взять тебя не может, хоть и в силе тяжкой!

— Это как же?

— Да хоть бы через овраг или через реку! — засмеялся, догадавшись, Владимир. — Близок локоть, а не укусишь.

— Илья дело говорит! — подвёл черту Добрыня. — Надобно нам в степь выходить. Хватит нам, как зайцам, уши прижавши, под кустом сидеть, лисы дожидаться — авось мимо пробежит, не почует! Надобно нам самим в степь идти. Ставить городки, выдвигать сторожи, заставы...

— Так-то оно так! — соглашались воеводы. — А только ведь это труды какие! Сколько денег потребуется!

— А вы что думаете? — закричал Добрыня. — Без этого державу сохранить? Обрадовались, что после похода Святославова Хазария опомниться не может! А когда опомнится, куда денетесь? Обратно в колодку да рабами выходы платить?!

— Надобно самим на Хазарию дороги торить! — твёрдо сказал князь. — Пока Хазария жива, нашей державе не подняться!

— Хазарию сейчас Хорезм палит со всех концов, — сказал недавно приехавший из Царьграда с посольством греческим боярин.

— Ан не со всех, а только Итиль-град. Хазария кавказская нетронута стоит, — сказал Владимир. — На неё идти надобно, спору нет, а как? Это не по рекам да не по лесу идти, а по степи, по голому месту. Тут-то на нас печенеги либо асы какие-нибудь и наскочат...

— Не так, — сказал молчаливый древлянский воевода, что когда-то вместе со Святославом ещё на уличей и тиверцев ходил за Днестр и на Дунай. — На Хазарию можно ударить, по Днепру до Чёрного моря спустившись. Но поход сей на ладьях должен быть. Как раз по Чёрному морю выйти на Томатарху, Тьмутараканью именуемую! Вот тут и ударить, пока Хорезм Итиль палит да волжских хазар примучивает. Как её с двух концов прижмёт, тут Хазария и кончится.

— По Днепру — не по Киеву! — притопнул ногами князь. — Как пойдёт караван по Днепру? Не на порогах ли мой родитель погиб?! А? Не на Днепре ли Куря его голову обтесал?..

Воеводы примолкли.

— Степь должна быть покорена! — припечатал князь.

Воеводы не возражали. И тогда, поднявшись, Илья сказал:

— Степь покорить нельзя! Это не радимичи и не болгары даже... Степь — как ветер, как половодье: она покориться не может. Она меняется всё время. Одних степняков покоришь — другие придут. В степи никто на месте не стоит.

— Так что ж, от Хазарии николи обороны не будет?

— Почему? — спокойно сказал Илья. — Можно и оборону учинить, и проходы по степи безопасными сделать. Только делать это надо умеючи, и не так, как прежде вы оборону ладили...

Владимир вспыхивал мгновенно, кричал и топал ногами чуть не до беспамятства! Дрался! Но так же быстро отходил, когда слушал толковые речи.

— Вот ты и давай! — ткнул он пальцем в Илью. — Ты будешь степь безопасить! Ратмир вот тебе в подмогу. С вас — вой! — сказал он воеводам. — С вас — деньги! — боярам.

— С деньгами-то погоди... — прокряхтел старшина ювелиров. — Денег-то на болгарский поход — почти всю казну извели. Нечем на Хазарию идти!

— Это разговор особливый! — сказал князь. — Воеводы, ступайте, а бояре и старшины цеховые — останьтесь.

— Когда ему выступать-то? — спросил Добрыня, поскольку самому Илье было спросить невозможно — невелика птица.

— Вчера! — опять закричал князь. — Вчера! Ты что, не понимаешь, что Хазарию разбить можно, только когда она в войне с басурманами увязла! Вчера!

— Вчера не вчера, — сказал Илье, провожая его до ворот княжьего двора, Добрыня, — а чтобы через три дня был с отроками к походу и службе заставской готов...

— Мне собраться — только рот закрыть! — усмехнулся Илья. — Перекрестился да наконь сел, вот и все сборы. — И, уже поднявшись в седло, добавил: — А и сокрушите вы Хазарию — порядку не будет...

— Через какую беду? — спросил Добрыня.

— А вера у вас у всех разная. Народ не един...

— Во как расположил! — засмеялся Добрыня. — Говорил, говорил — договорился...

— Я дело толкую! — сказал Илья.

— Умней князя хочешь быть? Всё учить его норовишь...

— Чего не поучить, когда он не разумеет толку.

— Ан вот опоздал! — показал шиш Илье Добрыня. — Князь велел звать к себе попов греческих, муллу басурманского и раввина.

— Вона как? — удивился Илья. — Понял, значит.

— И выберет он, что ему надобно, а не по тычкам твоим!

— Он выберет либо жизнь, либо смерть и себе, и многим...

— Это почему же? — невольно труся вприпрыжку за конём Ильи, кричал Добрыня. — Сам выберет. Сам...

— Сам человек только в нужник ходит! — сказал Илья. — Да и то не каждый. Кто и под себя... Ежели слушать душу свою станет — Господь его вразумит, а ежели сатана его обманет и он не то выберет, будет как с Хазарией, где голова — одной веры, а тулово — другой...

— Ох и умён ты, ох и умён... — старался уязвить младшего воеводу Добрыня.

— Да уж не дурак! — не поддался Илья, выезжая с княжеского двора.

— Это почему же? — не зная, что и сказать этому упрямцу, растерялся Добрыня.

— Я по образу Божию сотворён, и разум во мне — от Господа, — сказал Илья уже с улицы.

Добрыня плюнул ему вслед. Но в переходе теремном спросил дружинника, на страже стоявшего:

— Как он сказал: «По образу и подобию»? А ежели бы мы по образу и подобию Перуна стоеросового, из колоды резанного, были сделаны? Вона где красота-то неземная!..

Дружиннику говорить было не положено. Только когда Добрыня ушёл, он ухмыльнулся, подумав: «Чудны дела Твои, Господи!»

Дружинник был христианин.

* * *

Князь Владимир слов на ветер не бросал, и очень скоро Илья это почувствовал. Воеводы с ног сбились, отбирая храброе, гожих к степной службе. Илья смотрел каждого. Надобны были конники изрядные, бойцы опытные, кои не только в строю скопом драться могли, но и в одиночку без всякой подмоги ратились бы до последнего. Норовил брать таких, у кого степняки либо отчины пожгли, либо всех родаков убили. Распытывал в точности — убили али приневолили? — чтобы впоследствии, когда сторожа окрепнет и станет супостату непроходна, не попытались бы хазары подкупом да обещанным обманом сторожу взять.