Повседневная жизнь на острове Святой Елены при Наполеоне - Жилбер Мартино Страница 54

«Едва я вошел в кабинет, его милость подошел ко мне, дружески пожал руку, предложил сесть и тотчас стал расспрашивать меня о Бонапарте. Я ответил, что, по моим сведениям, он чувствует себя хорошо. Тогда он спросил меня, много ли он гуляет. Я ответил, что обычно он выходит по вечерам, но, как говорят, делает много физических упражнений у себя в бильярдной. Его милость всенепременно хотел знать, есть ли у Бонапарта возможность принимать женщин и правда ли, что мадам Бертран и мадам де Монтолон принимают его ухаживания. Я ответил, что сие мне неизвестно, но вполне возможно, что тщеславию этих дам льстит сознание того, что они могли бы стать предметом его внимания».

У благородного лорда было весьма своеобразное представление о своих высоких обязанностях!

Из-за глупых намеков Гурго и Бальмена, повторяемых Моншеню и Штюрмером, Наполеону приписывают многочисленные и весьма странные связи: сначала юная Бетси Балькомб, девчушка пятнадцати лет от роду; затем «Нимфа Долины» мисс Робинсон, живущая со своим отцом в Лонгвуде; «Розовый Бутон», девушка, отличающаяся чисто английской красотой, на которую заглядывается Гурго; затем мадам Бертран и, наконец, мадам де Монтолон. Гурго, который ненавидит любого, будь то мужчина или женщина, кто отвлекает Императора от повседневного общения со своими офицерами, заполняет свой дневник возмущенными словами, каковые имеет неосторожность произносить вслух.

— Что дурного, — возмущается Наполеон, — в том, что мадам де Монтолон посещает меня? Вы сами говорили на днях, что у каждого своя подружка. Вы хотели сказать, что это мадам де Монтолон?

Остановить кипучий словесный поток офицера невозможно: он так бурно и многословно возмущается, что Наполеон приписывает это воздействию ртутных пилюль, который «ударили ему в голову». Но поток этот не иссякает. «Монтолонша всеми силами старается привлечь к себе внимание его величества, — записывает этот безумец в своем дневнике. — Умильный взгляд, вызывающая походка, платье, подчеркивающее талию; она старается выглядеть красивой, а это непросто». А вот что он пишет на следующий день: «Я никогда не соглашусь, чтобы на Святой Елене месье де Монтолон, а тем более его жена, шли впереди меня. Она может быть потаскухой, если хочет, но я нахожу гнусным, когда мужчина соглашается плясать под дудку женщины, тем более женщины уродливой и интриганки». Несколько дней спустя он саркастически замечает: «Его величество хорошо принимает Монтолоншу, он щиплет ее за ж…» Эти гнусные обвинения положат начало стычкам Гурго с Монтолоном, а затем и с самим Наполеоном, когда тот попытается не допустить дуэли между двумя генералами.

Долженствовавшие позабавить царя Александра россказни Бальмена о том, кто еще несколько лет назад внушал ему страх, звучат гораздо более непристойно и жестоко. «Мадам де Монтолон, старая, распутная и уродливая, тем не менее является ныне любовницей великого человека ^[36]. Ранее она была его наперсницей и приводила особ прекрасного пола в его постель. А затем с помощью услужливых забот и жеманства сама туда забралась и неплохо справляется со своими обязанностями. Ее любят до безумия, ей дарят платья, драгоценности и прочие предметы туалета. Завтракают, обедают, встают и ложатся в угодное ей время. И вообще она заправляет всем в Лонгвуде». К несчастью для Бальмена, эта депеша датирована 16 марта 1818 года, а Гурго покинул остров 14-го, вне себя от ярости и смертельно завидуя тем, кто остался на своем посту при Наполеоне. Совпадение дат бросается в глаза, и совершенно очевидно, что русский резидент, не имевший личных сношений с бывшим Императором, а стало быть, и не имевший возможности располагать столь точными сведениями, получил оные от ординарца Императора. Перед отбытием Гурго облегчил душу и не побоялся перегнуть палку, так же как позже он это сделал в Лондоне, уверяя министров, что у Императора были тысячи возможностей бежать, что он вел постоянную секретную переписку с Европой и что он втайне располагал огромными средствами. Ненависть к Монтолонам до такой степени ослепила этого храброго солдата, что он нанес огромный вред своему бывшему государю, своими фантастическими откровениями побудив британцев ужесточить надзор за Лонгвуд Хаус. А если попытаться найти ему извинение, то нужно принять во внимание тот факт, что он был тогда человеком молодым, энергичным, даже бесстрашным, который, оказавшись на этом крошечном острове, вынужден был терпеть высокомерие своих бывших врагов и был оттеснен от своего Императора, своего кумира, ловкими придворными; этот грубоватый и прямолинейный солдат, вдали от биваков и полей сражений, стал навязчиво требовательным и опасно неуравновешенным. В его оправдательное досье следует также вписать вынужденное подавление в течение трех лет сексуальных потребностей; он с вожделением смотрит вслед каждой девушке, но местные «красотки» не обращают внимания на этого ссыльного генерала без состояния, без будущего, умеющего красиво говорить, но уж слишком горячего. Дочь губернатора Уилкса, предмет его первого увлечения, удостаивает его лишь легких улыбок; другая англичанка, мисс Черчилль, находящаяся на острове проездом, выказывает ему немногим более внимания. А другие женщины, готовые заполучить титул баронессы, пусть даже баронессы Империи, отказываются от своих притязаний, услышав, как достойнейшая миссис Скелтон, жена губернатора, напрямик говорит французам: «Ваше положение здесь так ужасно!»

А потому ему приходилось довольствоваться более вульгарными радостями, и в дневнике Гурго полно весьма вольных описаний его мимолетных связей. «Я пригласил к себе негритянку… Я встретил в городе хорошенькую мулатку… Я привел из города женщину, переспал с ней, дал ей шесть фунтов… Я встретил хорошенькую рабыню, велел ей прийти ко мне, она согласилась». И все это из-за того, что он не последовал совету Наполеона «наставить рога Бертрану».

Даже суровый Лас Каз, который живет в маленькой комнатушке со своим сыном, не боится заводить интрижки с цветными женщинами. Что касается слуг, то они заводят множество связей, как законных, так и «сезонных». Швейцарец Новерра женится на Жозефине, горничной мадам де Монтолон, а Али сочетается законными узами с мисс Мэри Холл, воспитательницей детей Бертрана. Аршамбо, смотритель конюшен, живет с Мэри Фосс, а Маршан, преданный слуга, такой тихий и робкий, делает ребенка, а может и двух, Эстер Везе, мулатке, о которой Наполеон говорит, что «она своего в жизни не упускала». Джентилини, молодой уроженец Эльбы, любимец жен военных, является предметом сплетен, записанных майором Горрекером: «Джентилини каждое воскресенье отправляется в Рок Роуз Коттедж, чтобы заниматься любовью с миссис Снэлл; другие дамы также бывают там». Эта миссис Снэлл, наделенная пылким темпераментом, часто бывает в Лонгвуде. В 1816 году она была кормилицей Наполеоны де Монтолон, а в 1820 году, будучи прачкой, привела сюда свою дочку. Наполеон иногда играет с девочкой.

Что касается британских моряков и солдат, находящихся в услужении в Лонгвуде, их галантные похождения не попадают в хронику, но предположить, что они хранили строгое целомудрие, значило бы нанести оскорбление их молодой мужской силе. Они ведут столь шумный образ жизни, что Монтолоны обращаются с жалобой к Лоу после чего количество часовых вокруг дома удваивается, к великой ярости Наполеона, который обрушивает свой гнев на супругов: