Убийство Уильяма Норвичского. Происхождение кровавого навета в средневековой Европе - Эмили М. Роуз Страница 54

Обвинение евреев в ритуальном убийстве вовсе не распространялось быстрыми, равномерными и широкими волнами; в следующем поколении оно возникало в северной Европе краткими вспышками. Всякий раз, как это происходило, рассказчики повторяли основной сюжет «Жития и страстей Уильяма Норвичского» Томаса Монмутского, добавляя собственные вариации для своих собственных целей, каждый раз разных. Мы проанализируем нарративы, касающиеся четырех детей, которых считали мучениками: Гарольда Глостерского, безымянного ребенка из Блуа, Роберта Берийского и Ришара Понтуазского. Обвинение вновь возникло около 1168 года, на другом конце Англии, недалеко от границы с Уэльсом. Около 1170 года его выдвинули в северной Франции, в 1171 году – в Блуа в нижнем течении Луары, а в 1181‐м – в Бери-Сент-Эдмундсе, а также в Париже. И лишь спустя еще десятилетие подобный навет появляется снова. Никаких конкретных способов распространения нарратива из Норвича в другие города не установлено; традиционно предполагается, что рассказы об обвинениях евреев в ритуальном убийстве быстро передавались из уст в уста и так расходились весьма широко, при этом обретая подражателей.

Из-за скудости документальных свидетельств слишком мало внимания уделялось распространению клеветнических обвинений и порождаемых ими «подражательных культов». Сохранившиеся данные той эпохи состоят из нескольких строчек, посвященных событиям в Глостере, нескольких страниц про события в Блуа и единственной фразы о событиях в Бери-Сент-Эдмундсе. Аргументы, основанные на такой мизерной информации, оказываются по необходимости предположительными. Поэтому некоторые исследователи вообще пренебрегают этими свидетельствами. Однако ключевым здесь является именно вопрос распространения кровавого навета. Повторим, что протагонисты данного нарратива – типичные персонажи того времени. Эти люди фигурируют в хрониках и грамотах, их родословные тщательно записаны, они делали вклады на церкви и участвовали в знаменитых сражениях. Рассматривая такие случаи, мы движемся вверх по социальной лестнице – от обнищавшего английского графа к беднеющему графу французскому, к честолюбивому аббату и изобретательному королю.

Ил. 8. Граффити из Норвичского собора

Во время проходившего в Лондоне суда над убийцей защищавший его епископ выдвинул, как мы видели, встречное обвинение в ритуальном убийстве, чтобы виновный ушел от ответственности; и вскоре стало ясно, что это утверждение можно использовать далеко не только в судах и в монастырях. Граф, настоятель и король усмотрели в кровавом навете способ достижения своих политических целей. В каждом случае влиятельный сеньор использовал его, чтобы разделить представлявшееся относительно гармоничным общество христиан и евреев, добиваясь при этом конкретной выгоды для себя. Каждый случай был по-своему уникален, но ни в одном из них страх перед еврейской агрессией против христиан или желание обрести привлекающего кающихся паломников святого (именно этой причиной чаще всего объясняют распространение нарратива Томаса Монмутского) не являлись главной движущей силой ^[556].

В Глостере кровавый навет представлял угрозу для новоприбывших иммигрантов, которые пытались найти свое место в быстро растущем приграничном городе. Всячески стремясь избежать любых обвинений в нелояльности, евреи быстро предпринимали различные шаги, чтобы умилостивить местных сеньоров (как церковных, так и светских), предоставляя займы графу Глостерскому и его людям на предприятие, казавшееся всем безумием. Они рисковали навлечь на себя гнев короля, который мог наложить на них штраф, а также потерять ссуженные деньги. Когда евреев обвинили в ритуальном убийстве и они оказались перед лицом гневного осуждения со стороны своих соседей, некоторые из них покинули Глостер и основали новую общину ниже по реке Северн.