Мендельсон. За пределами желания - Пьер Ла Мур Страница 52

Последние слова потонули в хихикающем кашле. Феликс, представивший себе супругу мэра с двойным подбородком, во фланелевой ночной сорочке и чепце, вынужден был ущипнуть себя, чтобы не рассмеяться.

— И поэтому у меня есть красивая девушка. Она тихая, благоразумная, добрая и не доставляет мне никакого беспокойства. — И в порыве откровенности он спросил: — Знаете, как мы познакомились?

— Я слышал, где-то за городом. Я не обратил внимания.

— Я был в Висбадене на водах, а она пела в одной из третьесортных театральных компаний, которые гастролируют по курортам и всегда находятся на грани банкротства. Этот коллектив как раз должен был вот-вот распасться, и она с радостью ухватилась за возможность иметь свой дом и трёхразовое питание. Так это началось. Она приехала сюда с подругой из этой же компании. Не знаю, что стало с той, но Ольга живёт с тех пор тут. Она никому не причиняет вреда, и я собираюсь держать её здесь, что бы ни говорили за моей спиной.

Его слова как бы закрыли эту тему, и оба некоторое время молчали. Феликс поднял свою рюмку. Христоф Мюллер зажёг тонкую и дурно пахнущую коричневую сигару.

— Как дела в консерватории? — спросил он, следя полузакрытыми глазами за клубящимся дымком. — Вы нашли замену Шуману ^[88]?

— Ещё нет. Мошелес и я поделили его класс, так что студенты не пострадают, но я буду рад, когда школа в будущем месяце закроется на лето.

— Странно, что он сбежал в Россию в середине семестра.

— У его жены были контракты на концерты там, и он считал, что должен её сопровождать. По-моему, он прав, как вы думаете?

— Может быть и так, — неопределённо ответил мэр. — Бедняга столько перенёс, пока не женился на ней, что, наверное, не может выпускать её из виду.

— Они созданы друг для друга. Оба прекрасные музыканты. Роберт, на мой взгляд, один из величайших живущих сейчас композиторов, хотя его работы не снискали того признания, которое заслуживают. Что касается Клары, я часто играл с ней на фортепьяно и считаю её такой же великой пианисткой, как Ференца Листа.

— Старый Вик, её отец, должно быть, тоже так думал, — заметил Мюллер, поднося рюмку ко рту, — так как ни за что не хотел отпускать её от себя и позволить ей выйти замуж за этого молчаливого и мечтательного Шумана. К тому же бедного.

— Роберт не бедный.

Христоф Мюллер сделал снисходительный жест:

— Ну, наверное, не совсем нищий, но вряд ли его можно назвать богатым. Ах, что за запутанная ситуация была! Весь Лейпциг говорил об этом несколько месяцев. В точности как либретто для оперетты. Своенравный старый учитель музыки с хорошенькой дочерью-вундеркиндом, которая уже в детстве зарабатывала больше денег своими концертами, чем он своими уроками. Появляется светловолосый, красивый и меланхоличный Шуман, ученик её отца. Молодые люди влюбляются друг в друга. Её отец приходит в ярость, выгоняет юношу, хватает Клару за шиворот и оттаскивает от него. Занавес. Разлучённые влюблённые продолжают тосковать друг подругу и умудряются тайком переписываться. Увы, отец перехватывает одно из любовных писем. Гром и молния!.. Опять угрозы, опять проклятия. Он снова хватает свою дочь и увозит её подальше. Но любовь в конце концов должна победить, и с мужеством отчаяния влюблённые решают обратиться в суд. Они пишут петицию — от Клары потребовалось немало смелости, чтобы подписать петицию против воли отца, — с просьбой к судьям заставить Вика дать согласие на их брак. Судья знакомится с петицией, она трогает его до слёз, и он читает нотацию старому упрямцу и приказывает ему или позволить дочери выйти замуж за молодого человека, которого она любит, или сесть в тюрьму. Ругаясь на чём свет стоит и скрежеща зубами, старик даёт согласие. Влюблённые бросаются в объятия друг друга, и занавес опускается.

— Чужие любовные дела всегда кажутся забавными, не так ли? — заметил Феликс. — Чем они драматичнее, тем смешнее.

Мюллер согласно кивнул:

— Любовь и поиски любви в принципе комичные темы, если даже поэты и пишут иначе.

— Иногда мне кажется, что сама жизнь — всего лишь огромный и глупый фарс. — Слова вырвались непроизвольно и удивили его самого. Он поймал вопросительный взгляд Мюллера и поспешно переключился на тон лёгкой беседы: — Прежде чем мы перешли к афоризмам о любви и жизни, вы спросили меня, нашёл ли я кого-нибудь, чтобы заменить Шумана в классе композиции в консерватории. Есть человек, с которым я собираюсь контактировать, но я не знаю о нём ничего, кроме того, что он талантливый. Его фамилия Вагнер ^[89].

— Вы имеете в виду Рихарда Вагнера, сына полицейского чиновника?! — воскликнул мэр.

— Я не знал, что его отец — полицейский чиновник.

— Держитесь от него подальше! — перебил Мюллер. — Я сказал вам, что знаю всех в этом городе, и я знаю Рихарда Вагнера. Он родился в районе Брухль и некоторое время учился за счёт благотворительного фонда в школе Святого Томаса. Его отец умер сразу после его рождения, а мать вторично вышла замуж за актёра по фамилии Гейер. В этой семье было девять или десять детей, и Рихард был младшим. Они все так или иначе были связаны с театром. Его сестра Розали и брат Карл пели здесь. Сам Рихард участвовал в нескольких театральных постановках, но, кажется, не имел большого успеха. По-моему, он даже женат на актрисе. Берегитесь, Феликс. Он из тех людей, которые сами всегда имеют неприятности и приносят их окружающим. Во всяком случае, я точно знаю, что у него ужасный характер.

— У Бетховена тоже был ужасный характер, — улыбнулся Феликс. — Я очень мало знаю о герре Вагнере. Несколько лет назад, когда я только стал дирижёром Гевандхаузского оркестра, он принёс мне свою симфонию. Я посмотрел её и решил, что она недостаточно зрелая. Я отказал ему. Он тогда был очень молодым человеком, не старше двадцати двух лет. Но три года назад мы оба сочинили музыку к годовщине открытия статуи Фридриха Августа и...

— Я помню, — прервал его мэр, которому не терпелось продемонстрировать свою осведомлённость в вопросах музыки. — И знаете, что он написал о ней? Что его простое и прочувствованное сочинение полностью затмевает сложные, искусственные выкрутасы Мендельсона.

— Мне это известно, — сказал Феликс. — И, как ни странно, он не ошибся. Почему-то открытие статуи, даже королевской, не вдохновило меня. — Он медленно пригубил из своей рюмки. — Возможно, вы правы относительно герра Вагнера: он, должно быть, трудный человек, но...