Император Николай II и заговор генералов - Виктор Кобылин Страница 52

Пока трудно выяснить детали этого дела. Участники молчат, материалов нет, а все дело велось в глубокой тайне, не проникая в широкие армейские круги. Тем не менее некоторые обстоятельства стали известны… предполагалось вооруженной силой остановить Императорский поезд во время следования его из Ставки в Петроград. Далее должно было последовать предложение Государю отречься от престола, а в случае несогласия, физическое его устранение. Наследником предполагался законный правопреемник Алексей и регентом Михаил Александрович» (А. Деникин «Очерки Русской Смуты»).

Почему Алексеев не принял Львова? Мне кажется, это подтверждает предположение, что Алексеев шел только на изолирование царя от жены. Перед ним не становился вопрос о добровольном отречении самого царя; между тем в декабре и январе именно так ставился уже вопрос. «Разговоры пошли о принудительном отречении царя и даже более сильных мерах», – говорит Милюков в «России на переломе». «В исторических трудах нет надобности вуалировать прошлое. Речь шла уже о заговоре в стиле дворцовых переворотов XVIII столетия, при которых не исключалась возможность и цареубийства» (С. Мельгунов «На путях к Дворцовому перевороту»).

Я привел буквально все выдержки из имеющихся у меня материалов, чтобы показать, что еще задолго до Февральской революции генерал Алексеев и другие лица высшего командования знали, что подготовляется заговор, имеющий целью низложение Государя. Лица которые подготовляли переворот, свободно говорили об этом с Алексеевым, а по словам последнего, так же и с Брусиловым и Рузским, имея, очевидно, полное основание быть уверенными, что их не выдадут.

Зная о существовании заговора и о том, что подготовка его продолжается, генерал Алексеев не сообщил об этом ни судебным властям, как предписывали уголовные законы, ни Государю, как повелевал долг присяги.

Уже по этим обстоятельствам мы видим, как легко Алексеев, Рузский и другие генералы освоились с мыслью о необходимости настаивать на отречении в дни 1-го и 2-го марта 1917 года.

Но это еще не все, что можно поставить в обвинение генералу Алексееву. Помимо заговоров, о которых он знал и в каковом из них предполагал принять участие, остается вопрос, который сыграл решающую роль в событиях февраля 1917 года. Я говорю о Петроградском гарнизоне. По этому поводу есть очень много свидетельств. Я приведу свидетельство человека, который отнюдь не был так уж привержен к тому представлению о верноподданнических чувствах, которые были так близки таким людям, как генерал Келлер, Хан Нахичеванский и адмирал Русин. Я говорю об адмирале Бубнове и его книге «В Царской Ставке». Пишет он об этом подробно. «Верховное командование несомненно знало о нарастании революционного настроения в столице. Об этом его постоянно осведомляли тревожные донесения охранного отделения, в которых прямо говорилось о том, что близится революция. О том, что генерал Алексеев это сознавал, видно из того, что незадолго до начала революции столица и прилегающий к ней район были выделены в особую область, во главе которой был поставлен главноначальствующий генерал.

На эту, особо ответственную в данных серьезных обстоятельствах, должность был, однако, назначен никому неизвестный и ни чем себя не зарекомендовавший, заурядный генерал Хабалов, который, не отдавая себе отчета в положении, вероятно, из карьерных соображений, не решался докучать Ставке какими-либо своими требованиями, и довольствовался там, что имел.

Между тем, подведомственный ему гарнизон столицы состоял лишь из запасных батальонов гвардейских полков, казачьего второочередного полка и нескольких сот юнкеров и курсантов разных военных училищ и курсов.

В 1916 году запасные батальоны были укомплектованы главным образом солдатами старых сроков службы, семейными, давно уже потерявшими понятие о воинской дисциплине, и сами были чрезвычайно благоприятным “материалом” для возбуждения, а никак не для усмирения беспорядков; при этом почти все, – к тому же совершенно недостаточные числом, офицеры этих батальонов, – призванные так же из запаса, принадлежали к радикально, и даже революционно, настроенным слоям русского общества; они именно и увлекли в критический момент запасные батальоны на сторону революции и тем обеспечили ей успех.

Таким образом в распоряжении генерала Хабалова для подкрепления, в случае надобности, столичной полиции не было никаких других надежных боевых частей, кроме нескольких сот юнкеров и курсантов.

Как же случилось, что верховное командование не озаботилось назначить в состав гарнизона столь жизненно важного центра для успешного хода войны, каковым была столица, достаточное число надежных кадровых войсковых частей?

Нам в Ставке было известно, что Государь высказывал генералу Алексееву пожелание об усилении Петроградского гарнизона войсковыми частями из гвардейского корпуса, бывшего на фронте; но, как всегда, раз вверив генералу Алексееву верховное оперативное руководство, Государь не считал возможным на этом своем правильном пожелании настаивать; однако на этом энергично настаивал командир гвардейского корпуса генерал Безобразов во время одного из своих приездов в Ставку, незадолго до начала революции.

Все же генерал Алексеев не принял это требование во внимание, ссылаясь на успокоительные заверения петроградских властей и на то, что в Петрограде все казармы заняты запасными батальонами, так что негде будет разместить, особенно в зимнее время, войсковых частей, посылаемых с фронта для усиления гарнизона столицы.

Ссылка на переполненные казармы, когда шла речь о столь важном вопросе, как усиление столичного гарнизона, не может рассматриваться иначе, как совершенно несостоятельная отговорка. Мало ли было в Петрограде разных других помещений, кроме казарм, в которых могли бы быть помещены войска, посланные с фронта; да, наконец, можно было бы, если бы это понадобилось, произвести некоторые “уплотнения” населения, которое до сих пор ни в какой еще мере не испытывало на себе неудобства войны.

Какова же была действительная причина такой непредусмотрительности и необдуманности генерала Алексеева в столь важном вопросе усиления гарнизона столицы?

Вдумайся он в этот вопрос и “болей за него душой”, он не мог бы не озаботиться ненадежностью запасных батальонов и недостаточностью заверений такого человека, каким был Протопопов.

Почему же он не вывел из этого неоспоримо напрашивающихся заключений и не принял соответствующих мер?

То, что генерал Алексеев не предусмотрел столь очевидной опасности, как революция, которая угрожала его оперативному замыслу, и не принял против этого соответствующих мер, значительно умаляет его полководческие способности и лежит на его ответственности» (А. Бубнов «В Царской Ставке»).

Адмирал Бубнов очень мягко говорит о том, что Алексеев не предпринял ровным счетом ничего, чтобы заменить ненадежные части Петроградского гарнизона дисциплинированными войсками. Он говорит, что Алексеев «не болел душой» в этом важном вопросе, что непринятие мер «умаляет его полководческие способности» – все это ничего не говорящие фразы. Несколько позже мы увидим, что столь заботливо выбранный Алексеевым его заместитель ген. Гурко, так же как и Алексеев, ничего не предпринял в этом отношении, и, даже хуже, осмелился не выполнить повеления Государя. А Протопопов, которого Бубнов обвинил в том, что он заверял, что все в порядке, как раз и докладывал Государю о настроениях Петроградского гарнизона и о том, что положение в Петрограде «является угрожающим». На основании этой информации Государь повелел ген. Гурко убрать из столицы ненадежные части и заменить их гвардейскими частями с фронта. Иван Солоневич со свойственной ему прямотой говорит, что, собственно говоря, соответствует действительности: «Генералы не могли найти места для запасных батальонов на всем пространстве Империи. Или места в столице Империи для тысяч двадцати фронтовых гвардейцев.