Падение Запада. Медленная смерть Римской империи - Адриан Голдсуорти Страница 50

Перемены были неизбежны; их вызвало давление извне. Аналогичные причины часто приводились в поддержку утверждений, будто падение республики и создание Августом принципата носили столь же неизбежный характер: если бы он этого не сделал, кто-то вроде него создал бы аналогичную принципату монархию. При такого рода анализе не принимаются во внимание решения и деяния отдельных личностей (из которых фактически слагается исторический процесс), не учитывается независимый характер их действий и снимается с них ответственность. Еще важнее то, что более тщательное исследование развития событий дает совершенно иную картину. Многие из предположений, которые делаются, так сказать, по умолчанию, оказываются глубоко спорными.

Во II веке Траян, взошедший на престол, провел несколько лет воюя; Адриан также предпринимал длительные походы по провинциям. Оба также прожили немало времени в Италии; что касается Антонина Пия, он вообще не покидал ее. Совместное правление Марка Аврелия и Луция Вера вовсе не носило вынужденного характера. Когда Вер скончался, замена ему не появлялась в течение семи лет, пока Коммода не сочли достаточно взрослым. Традиция делать предполагаемого наследника соправителем насчитывала немало лет. Коммод правил в одиночку, Септимий Север — тоже (до тех пор, пока он не решил дать понять, что сыновья станут его наследниками). Каракалла и Гета наследовали престол совместно, поскольку нельзя было отдать престол одному из взрослых сыновей, «обойдя» другого.

Марк Аврелий относился к своей роли исключительно серьезно и провел в битвах значительную часть второй половины правления, однако причиной этого стало скорее присущее ему чувство долга, нежели необходимость. Коммод смотрел на вещи иначе и, вернувшись в Рим с Дуная, больше не провел ни одной кампании. Север воевал часто. Вначале его противниками были римляне, впоследствии он провел крупные операции на востоке и в Британии — иными словами, в тех областях, где поддерживали его соперников. Последнее само по себе могло стать веской причиной для войн, но Север также стремился создать прочную связь с войсками в каждой области и прославиться (Август в первые годы принципата проявлял аналогичную агрессию). Каракалла хотел создать себе имидж настоящего, привычного к невзгодам рубаки и предпочитал проводить время в лагерях, а не жить в Риме на виду у общества. Крупные победы также имели большое пропагандистское значение — отсюда манера принимать «триумфальные» имена вроде «Германский», «Сарматский», «Парфянский» и появление на монетах символов побед.

Победы в сражениях были особенно желанной целью для императоров, неуверенно чувствовавших себя на троне. Военные успехи свидетельствовали об их компетентности и легитимности правления, поскольку подразумевали благоволение к ним божеств. Укрепившиеся на престоле правители могли приписывать себе победы, одержанные их наместниками (так делал Антонин Пий). От менее уверенных в себе требовались личное присутствие на поле боя и военные успехи. Кроме того, они с большой неохотой позволили бы кому-то другому стяжать славу, которая могла бы соперничать с их собственной или превзойти ее. Разделение провинций на менее крупные единицы гарантировало наличие в распоряжении наместников небольших армий, которых могло оказаться и недостаточно для решения крупных проблем. III век стал свидетелем распространившейся практики дарования чрезвычайных полномочий — например, их получил брат Филиппа Приск, под рукой которого оказалась большая часть приграничных территорий на востоке; позднее аналогичный ранг даровали Оденату. Это было необходимо, поскольку наместники провинций теперь действовали лишь в небольших масштабах и в ряде случаев не могли справиться с обстоятельствами. И все же здесь таилась внутренняя угроза: то и дело успех, одержанный на местах наместником или другим командующим, побуждал его провозгласить себя императором.

Именно с этим, а не с нарастанием внешней угрозы, была связана необходимость разделения власти над империей. Наличие соправителя означало, что ему можно было бы доверить командование значительными силами в другой части страны (по крайней мере на это была надежда). Однако компетентный человек и человек, заслуживающий доверия, — не одно и то же. Кроме того, коллега мог погибнуть, а убийца — взять командование над армиями погибшего в свои руки. Ни один император III века не был в полной безопасности. Давным-давно император Тиберий говаривал, что управлять империй — все равно что «держать волка за уши». Ему удалось продержаться на троне более двух десятилетий. До восшествия на престол Севера и Диоклетиана никто не побил этого рекорда ^[33].

Многие сильно упрекают римскую армию за ту роль, которую она сыграла в развитии кризиса III века. Очевидно, события развивались бы иначе, если бы римские солдаты не желали идти в бой и убивать друг друга. И все же армия явно отдавала предпочтение династиям, чье положение на троне стабилизировалось (то же самое имело место и в эпоху принципата). Элагабала, несмотря на его весьма сомнительные права на престол, поддержало достаточно войск, поскольку он воспринимался как представитель династии Северов. Равным образом потребовалось несколько попыток, прежде чем противникам Александра Севера удалось свергнуть его с престола. Более никто из императоров не мог похвалиться верностью со стороны подданных, так как многие из них участвовали в убийстве своих предшественников. Армия желала стабильности, означавшей регулярную выплату жалованья, а для честолюбивых — возможность выдвинуться. В ее отсутствие солдаты обычно поддерживали более сильную сторону; поэтому многие императоры пали от рук своих солдат в момент приближения армии более сильного соперника.

Несомненно, военные всех рангов извлекали выгоду из хаоса гражданской войны, в ходе которой ослабление дисциплины становилось неизбежным. В сложившейся ситуации существовала масса возможностей для грабежей и вымогательств; кроме того, можно было очень быстро подняться по служебной лестнице. Командующие Элагабала обещали продвижение по службе с занятием свободной должности любому из числа сторонников Макрина, кто убьет старшего по должности офицера, отказавшегося перейти на сторону врага. Наилучшие возможности открывались чиновникам, наиболее близким к императору. Если они организовывали заговор с целью его убийства, то ожидали награды от преемника. Возможности сочетались со значительным риском. Переход на «не ту» сторону мог оказаться роковым и, конечно, влек за собой риск испортить карьеру, так что следовало весьма старательно рассудить, хранить ли верность прежнему правителю или поддержать его соперника. Большинство императоров пало от рук людей из ближайшего окружения. И для императора, и для его подданных доверие связывалось с большими опасностями. Убийства Коммода, Каракаллы и ряда их преемников были вызваны страхом со стороны их приближенных, думавших, что им грозит казнь.

То был порочный круг, поскольку каждое новое убийство или восстание, поднятое узурпатором — и здесь не имело значения, как скоро оно прекращалось, — усиливало вероятность начала нового витка гражданской войны. Унизительное поражение в войне с иноземцами также повышало вероятность скорого краха императора. Одних убивали якобы из-за преследований домогательствами жен своих чиновников. Другие погибли, так как их амбициозные сторонники считали, что они или их товарищи могут захватить власть в империи. Императоры всегда сильнее опасались соперников-римлян, нежели внешних врагов. Даже у персов не было реального шанса захватить обширные территории, принадлежавшие Риму. Германцы совершали набеги на Италию, Испанию или Малую Азию, но закрепиться там не могли.