Как мы предавали Сталина - Михаил Тухачевский Страница 50

Как они дополняли картину неслыханного и невиданного в истории человечества государственного преступления?

Якир <…> пытался и процесс завести на путь оценки его роли как положительной и свою подлую предательскую роль свести к пустячкам.

Фельдман <…> упрекнул своих собратьев по процессу, что они, как институтки, боятся называть вещи своими именами, занимались шпионажем самым обыкновенным…

О Путне осталось впечатление, что это старый «матерый» шпион.

Пощады просили Фельдман и Корк. Фельдман даже договорился до следующего: «Где же забота о живом человеке, если нас не помилуют».

Остальные все говорили, что смерти мало за такие тяжкие преступления против Родины».

Как следует из письма, никто из военачальников не отрицал причастности к заговору, хотя некоторые все же пытались преуменьшить степень своей вины. Что касается лично Белова, справедливость выдвинутых судом обвинений сомнений у него не вызывала. В письме он ясно дает понять: подсудимые дали признательные показания и сами сознались в содеянном.

Историку Н. С. Черушеву представилась уникальная возможность изучить архивно-следственное дело Белова, взятого под стражу в январе 1938 г. По словам исследователя, «в судебном заседании, которое заняло всего 20 минут, Белов признал себя виновным и показания, данные им на предварительном следствии, подтвердил». Среди прочего Черушев пересказывает содержание приговора Военной коллегии от 29 июля 1938 г., где, по его словам, говорилось о следующем: «В 1931 году Белов лично установил связь с одним из руководителей организации правых в ВКП(б) – Н. И. Бухариным, от которого получил указания об усилении антисоветской деятельности. Через членов партии левых эсеров В. Н. Черневского (начальника отдела в Строительно-квартирном управлении РККА), Н. А. Паскуцкого (заместителя наркома земледелия СССР) он имел непрерывную связь с ЦК Трудовой крестьянской партии в Праге, получая от ее лидера Маслова соответствующие указания и информируя его о деятельности эсеровского подполья в СССР, а также передавая ему шпионские материалы об РККА. В 1930 году Белов, будучи в командировке в Германии, лично установил связь с агентом английской разведки Бейли, до 1937 года снабжая эту разведку шпионскими сведениями. Отмечалось, что в своей антисоветской деятельности Белов как один из организаторов военно-эсеровской организации был связан с руководителем военно-фашистского заговора Тухачевским и с группой правых в Красной армии в лице А. С. Булина, заместителя начальника Политуправления РККА, а также с другими антисоветскими организациями.

Пожалуй, ни у кого из советских военных деятелей, подвергшихся репрессиям в 1937–1938 годах, нет такого широкого диапазона антисоветской деятельности, как у Белова, если не считать М. Н. Тухачевского и его подельников. Кроме признания им своей вины, обвинительный приговор в отношении Белова был основан также на показаниях арестованных по своим делам А. Г. Гордона, А. А. Рейценштейна, И. В. Запорожца, Б. Н. Иванова, И. Д. Капуловского и других».

Белов, арестованный по обвинению в шпионаже, на предварительном следствии сознался в своих преступлениях и подтвердил признательные показания в суде. В отсутствие веских причин (таких, как алиби) или иных аргументированных сомнений – признания, полученные на предварительном следствии и подтвержденные обвиняемым в суде, в уголовно-процессуальной практике принято считать доказательствами вины.

Следует поблагодарить Черушева за опубликованные в его книгах сведения, поскольку те идут вразрез с представлениями самого автора о невиновности казненных военачальников и фальсификации их уголовных дел. И если Белов взаправду был причастен к заговору, тогда нетрудно понять, почему его запоздалые впечатления столь расплывчаты: чем меньше сказано, тем лучше…

* * *

Прошло более 50 лет с того времени, когда лица, представшие на скамье подсудимых по делу военно-фашистской организации в Красной армии, были провозглашены невинными жертвами сталинского произвола. Некоторые из военачальников, в том числе маршал Тухачевский, обрели репутацию национальных героев.

Однако концепция, казавшаяся удовлетворительной в течение нескольких десятилетий и нашедшая отражение в реабилитационных справках и других источниках полувековой давности, сегодня все чаще обнаруживает серьезные прорехи и недочеты. Немалое значение имеет и тот факт, что, несмотря на партийную и судебную реабилитацию военачальников, осужденных по делу Тухачевского, в последние годы появились документальные свидетельства, указывающие на наличие несанкционированных контактов маршала с эмиссарами иностранных держав и его причастность к разработке планов отстранения от власти партийно-правительственного руководства СССР. И число таких источников растет. Поэтому в научно-историческом плане вопрос о невиновности Тухачевского нельзя считать окончательно установленным.

В 2012 г. завершается 75-летний срок ограничения доступа к уже рассекреченным материалам дела Тухачевского, в том числе к стенограмме закрытого процесса над командирами Красной армии. Но так и не ясно: будут ли эти документы, наконец, преданы широкой гласности? В 1993 г., отвечая на подобный вопрос, полковник Алкснис отмечал: «Похоже, что там, в 1930-х годах, стоит некая пушка, которая может выстрелить по нам, по нашему времени. И все может тогда повернуться совершенно иным образом. А пока… Пока создано определенное представление о тех событиях и делается все, чтобы именно такое представление поддерживать…»

Нам остается лишь надеяться, что публикуемое письмо Буденного, возможно, даст импульс к обобщению имеющихся материалов и новому изучению причин, приведших группу высокопоставленных военачальников на скамью подсудимых, к объективному, политически непредвзятому рассмотрению всех обстоятельств их громкого дела.